Публикации

Автореферат «Судебная власть в правовой системе современного...

от 16.07.2014

КРАСНОВ ДМИТРИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ

СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ В ПРАВОВОЙ СИСТЕМЕ СОВРЕМЕННОГО ГОСУДАРСТВА

Специальность: 12.00.01 — теория и история права и государства; история учений о праве и государстве

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата юридических наук

Москва — 2009

Работа выполнена на кафедре государственно-правовых наук Российской Академии адвокатуры и нотариата


Научный руководитель: доктор политических наук, профессор       Пронин Эдуард Анатольевич

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Актуальность темы исследования

Развитие правовой системы Российской Федерации в последние полтора десятилетия ознаменованы становлением новых демократических институтов власти и, прежде всего, провозглашением суда самостоятельной ветвью власти и неотъемлемым элементом системы разделения властей отечественной государственности.

Учитывая, что становление такого фундаментального института как ветвь власти требует не только её легального институционального закрепления, но и реализации этих правовых предписаний в государственно-правовой практике, выработке наиболее приемлемых и эффективных моделей вхождения судебной власти в структуру правовой системы государственности, усилий правовой науки, полагаю, что изучение системного подхода к государственно-властной модели места и роли суда в указанной системе представляется весьма актуальным и своевременным.

Это обусловлено, прежде всего, тем обстоятельством, что, с одной стороны, уже имеется базисное институциональное закрепление суда в качестве самостоятельной ветви власти российской государственности, формируются механизмы реализации этого вида государственной власти, а с другой стороны — период равный пятнадцати годам можно рассматривать лишь как «стартовую» зону для становления такого института как государственно-властная структура.

Настало время проанализировать названный период становления судебной власти и определить дальнейшие пути развития суда как неотъемлемого элемента государственно-властного механизма в отечественной государственности, его статус с основными элементами и правовым закреплением таковых в различных правовых источниках и внешние связи этой ветви власти с другими составляющими современной отечественной государственности.

Утвержденная в Конституции Российской Федерации 1993 года модель российской государственности потребовала разработки новых системных подходов к изучению её внутреннего потенциала и возможностей каждой из ветвей власти. При этом важное идеологическое значение приобретают проблемы соотношения функций, полномочий, институциональных элементов нормативной и структурной составляющих каждой из ветвей власти, определения роли места каждой из них в общей системе управления обществом.

Современный период становления судебной власти в России, сопровождавшийся коренными изменениями как в её государственно-правовом статусе, так и в налаживании новых системных связей её в структуре других властных институтов, поступательно привел к реализации идеи формирования судебной ветви власти как в структурно-институциональном, так и функциональном аспектах.

Отечественная правовая наука последовательно разрабатывает и предлагает к внедрению в законодательной деятельности и правоприменительной практике разнообразные меры, способные повлиять на окончательное и бесповоротное утверждение судебной власти в системе государственности в качестве независимого и самодостаточного элемента системы сдержек и противовесов в различных аспектах её организации и деятельности.
В юридической науке в последние годы предприняты серьезные исследования в сфере изучения правовой природы и сущности судебной власти, её назначения в современном государстве, правового положения суда как органа государственной власти, статуса судьи как её носителя, основных принципов её организации и деятельности в современном правовом пространстве и т. п. Каждое из направлений научных исследований представляет собой важнейший элемент в развитии теоретико-правового знания о государстве и праве в целом и судебной власти, в частности.
Дальнейшее развитие научной мысли диктует необходимость системного обобщения накопленного теоретико-правового знания и практического опыта в реализации государственно-правовых функций властных институтов и суда в их структуре и определения основных стратегических направлений её движения. Углубление теоретико-правовых знаний о судебной власти, её потенциале и перспективах развития путем изучения отдельных её элементов малоэффективно, оно неизбежно ведет к непропорциональному и разбалансированному развитию различных её составляющих.

Думается продуктивным может оказаться подход системного изучения статуса судебной власти и её позиций в структуре современного государства с детальным и комплексным изучением проблем соотношения её полномочий с каждым из элементов государственного аппарата с выявлением мер и способов взаимного воздействия, взаимного контроля и сдерживания в вопросах управления обществом, выработки правовых механизмов и правовых подходов к созданию наиболее эффективной и справедливой модели государственности.

Актуальность тематики диссертационного исследования связана также с проблемами реализации в государственно-правовой практике функций и полномочий отдельных ветвей власти, заложенных в нынешней модели государственной власти. До сих пор, однако, модель разделения властей с постулатом о самостоятельной судебной власти остается в некоторых аспектах как и прежде декларативной, мало реализуемой на практике — подлинной самостоятельности судебной власти в современной российской государственности не удается добиться в полном объеме, необходимы новые подходы, научно обоснованные идеи и концепции.

В связи с этим представляется в значительной мере актуальным предпринятое диссертантом комплексное исследование на основе анализа общих теоретических и практических проблем сущности и природы государственно-властных институтов, в том числе и судебной власти, основополагающих начал её организации и деятельности, их влияние на формирование других институтов государственности с выделением концептуальной идеи равновесия и гармонизации соотношения функций и полномочий различных ветвей власти в этой сфере.

Необходимость выработки единого теоретико-правового понимания сущности, природы и назначения судебной власти и окончательного формирования и реализации в государственно-правовой практике модели разделения властей с сильной и эффективной судебной ветвью власти поставила перед отечественной правовой наукой задачу исследования и совершенствования механизмов правового регулирования, прежде всего на основе системы правовых принципов и обоснования наиболее эффективных способов их реализации.

Теоретические основы исследования и степень разработанности темы. Теоретической основой диссертационного исследования послужили фундаментальные научные труды по теории и истории государства и права, государственному (конституционному), политологии, а также по проблемам организации и деятельности различных органов власти. В работе творчески использованы достижения научной мысли прошлых веков и современности как отечественных, так и зарубежных авторов.

Разработанность темы характеризуется тем, что в настоящее время в отечественной научной литературе отсутствует единый концептуальный подход к изучению вопросов организации власти, определения места и роли суда в системе государственности.

Направленность и содержание современных исследований в сфере судебной власти, несомненно, представляет собой одну из основ формирования научного знания о сущности и правовой природе суда как ветви власти в российской государственно-правовой системе.

В последние десятилетия вышло в свет немало работ, посвященных различным аспектам властеотношений, вопросам самостоятельности отдельных ветвей власти, проблемам теории и практики судебной власти. Здесь необходимо отметить работыТ. Е. Абовой, С. А. Авакьяна, А. С. Автономова, В. И. Анишиной, М. В. Баглая, А. А. Белкина, Н. А. Богдановой, Н. С. Бондаря,Н. В. Витрука, Г. А. Гаджиева, В. В. Ершова, Г. А. Жилина, М. И. Клеандрова, Е. И. Козловой, И. А. Конюховой, О. Е. Кутафина,М. А. Краснова, В. А. Кряжкова, И. А. Ледяха, В. О. Лучина, В. В. Лазарева, В. Л. Лазарева, М. А. Митюкова, Т. М. Морщаковой,И. Б. Михайловской, Ж. И. Овсепян, В. А. Ржевского, Б. А. Страшуна, М. С. Строговича, И. А. Старостиной, В. И. Фадеева,Т. Я. Хабриевой, Н. Ю. Хаманеевой, А. К. Черненко, Ю. Л. Шульженко, Б. С. Эбзеева и других.
Творчески использовались для разработки исследуемых проблем фундаментальные труды в области теории государства и праваС. С. Алексеева, М. И. Байтина, С. В. Бошно, А. Б. Венгерова, Н. А. Власенко, Л. Д. Воеводина, Н. Н. Вопленко, В. М. Горшенева,А. И. Денисова, В. Н. Кудрявцева, В. В. Лапаевой, Е. А. Лукашевой, М. Н. Марченко, Л. А. Морозовой, В. С. Нерсесянца, В. М. Сырых,Ю. А. Тихомирова, Б. Н. Топорнина, Н. В. Черноголовкина, В. Е. Чиркина, Л. С. Явича и других.

Правовой основой исследования явились Конституция Российской Федерации, Федеральный конституционный закон «О судебной системе Российской Федерации», другие федеральные конституционные законы и федеральные законы, законы субъектов Российской Федерации, регламентирующие работу судов по осуществлению правосудия и и иных функций и полномочий суда как самостоятельной структуры государственного механизма. В основе исследования лежат также международные нормы и принципы, решения международных судебных органов, в том числе по вопросам выработки единых стандартов современного правосудия.

Эмпирической основой послужили решения и правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации, конституционных (уставных) судов субъектов Федерации, а также решения различных судов общей юрисдикции и арбитражных судов Российской Федерации, опубликованные материалах судебной практики, решениях международных судебных органов, в том числе Европейского Суда по правам человека.

Цель настоящего исследования состоит в разработке теоретико-правовой концепции определения места и роли судебной власти в системе отечественной государственности на современном этапе государственно-правового развития страны.
Для достижения указанной цели в диссертации поставлены следующие задачи:

  • определить основные характеристики, уточнить понятие дефиниции «судебная власть», выявить её соотношение с другими элементами современного государства;
  • изучить основные доктрины прошлого и современности в сфере определения места и роли судебной власти в правовой системе государства;
  • выявить закономерности историографического плана в вопросах становления и развития судебной ветви власти в отечественной государственно-правовой системе;
  • исследовать существующие формы и методы взаимодействия судебной власти с другими ветвями государственной власти в современной государственно-правовой системе в аспектах правового регулирования и реализации в государственно-правовой практики;
  • выявить традиционные и функциональные аспекты соотношения полномочий судебной и законодательной ветвей власти в современной правовой системе Российской Федерации;
  • проанализировать нормативно-правовое содержание и проблемы реализация современных форм и методов взаимодействия судебной власти и главы государства (Президента Российской Федерации);
  • сопоставить функции и полномочия судебной и исполнительной ветвей власти по критериям действующего нормативно-правового регулирования и практики реализации;
  • сделать выводы и дать рекомендации относительно наиболее эффективных форм взаимодействия судов с другими институтами власти.

Объектом исследования являются общественные отношения, возникающие в сфере организации и деятельности судебной власти как элемента системы разделения властей в структуре отечественной государственности.

Предмет исследования - нормы права о статусе суда и иных составляющих государственности, о их функциях и полномочиях, судебная практика, исторические источники, статистические данные, труды ученых.
 
Методология исследования. Методологической основой диссертации являются диалектический метод познания, исторический, сравнительный, социологический, системный и другие общенаучные методы исследования. Правовая проблематика работы предопределила использование формально-логического, сравнительно-правового и иных методов. Основой исследования являются концептуальные положения общей теории права, теории конституционного права и других отраслевых дисциплин.

Новизна диссертационного исследования обусловлена, прежде всего, тем, что современные проблемы становления и развития судебной власти как органической составляющей современного государства и его правовой системы исключительно многообразны и многоплановы, что вызывает необходимость выявления и обоснования теоретических основ организации и деятельности судебной власти.

Элементы новизны проявляются и в избранном диссертантом подходе исследования правовой природы судебной власти. Впервые проведен обзор и анализ многообразных теорий происхождения и природы власти применительно к судебной власти.

В системе обновления знаний о судебной власти нельзя не выделить той части исследования, в которой диссертант провел максимально полный анализ современных подходов к изучению судебной власти, выделив и обосновав некую новую систему подходов, включающую в себя универсальные, общетеоретические и отраслевые составляющие.
Автор предпринял попытку исследовать понятийный аппарат, уточнив некоторые понятия в данной сфере.

Элементы новизны носит и исследование основополагающих признаков судебной власти — впервые, в отличии от имеющихся исследований по этой проблематике, автор предлагает выделить базисные критерии этого явления.

Ранее в юридической литературе не выявлено попыток проанализировать основные доктринальные подходы прошлого и современности в их непосредственном единстве относительно системного понимания признака элементности относительно судебной власти в структуре правовой системы государства. Автором впервые проведен такой анализ с позиций изучения места и роли судебной власти в правовой системе государства, посредством проведения обзора и исследования наиболее значимых доктрин прошлого и современности. Такой анализ, несомненно, несет не только элемент новизны системного подхода к изучению данной проблематики, но и представляется существенным приращением юридического знания о доктринах судебной власти. Сделан новый вывод о преемственности передовых доктрин прошлого и современности в определении места и роли судебной власти как самостоятельной и независимой власти в правовой системе цивилизованного государства.

Учитывая, что в правовой науке и практике отечественной юриспруденции до настоящего времени не сформировано официальной легальной доктрины судебной власти, приобретает важное значение суждение автора о том, что в современной государственно-правовой системе Российской Федерации обнаруживаются признаки устойчивого, легитимированного подхода к определению места и роли судебной власти в системе государственности, что может расцениваться как основы новой формирующейся доктрины судебной власти в Российской Федерации.

В результате проведенного исследования на защиту выносятся следующие научные положения:
1. Понимание государственной власти как системного явления, опирающегося на объективные процессы, происходящие в развитии человеческой общности и имеющие своим источником волю определенного субъекта (народа), привело к выводу о том, что один из её неотъемлемых элементов — судебная власть, также несет в себе каждый из наличествующих признаков государственно-властного механизма в той или иной мере с учетом её функционального назначения и особенностей сущностного характера.
В результате чего обосновывается вывод о том, что правовая природа судебной власти в исторической перспективе обнаруживает практически все основные сущностные признаки государственно-властного института, при этом выявлены особенности, присущие только данной ветви власти, например, обусловленность её существования не только силой государственного механизма, сколько правом как совокупностью мер социального регулирования общественных отношений, присущих каждой эпохе развития отечественной государственности.

2. Дано авторское определение судебной власти, при этом в контексте предпринятого исследования судебную власть предлагается определить как неотъемлемый элемент государственно-правовой системы, призванный реализовать волю народа в сфере разрешения социальных конфликтов посредством осуществления правосудия.

3. Предлагается отнести к числу основополагающих признаков судебной власти: 1) производность от власти народа, 2) публично-правовой характер и 3) наличие нормативно-правового содержания. Диссертант делает вывод о том, что именно эти базисные признаки определяют место и роль судебной власти в государственно-правовой системе любого государства.

4. Основными элементами статуса суда как органа государственной власти являются следующие: исключительность функционального назначения (императивность правоположений о возможности осуществления правосудия только судом); автономная система органов, осуществляющих правосудие, устанавливаемая основным государственным законом и нормативной базой государства; особый статуса лиц, осуществляющих правосудие от имени государства; определенный круг полномочий, и вопросов компетенции, определенных конституционно и нормативно; собственные социальные и политические цели в системе властвования и управления обществом.

5. Определяя формы и методы взаимодействия судебной власти с другими ветвями государственной власти в современной государственно-правовой системе, предлагается в зависимости от состава участников названных правоотношений классифицировать их на три основные группы: взаимоотношения с законодательной властью; взаимоотношенияс Президентом Р. Ф., взаимоотношения с исполнительной властью.

6. Традиционные и функциональные аспекты соотношения полномочий судебной и законодательной ветвей власти в современной правовой системе Российской Федерации предлагается рассматривать как органическое сочетание двух элементов: а) полномочия органов законодательной власти в сфере определения основ организации и деятельности российских судов; б) полномочия органов судебной власти по участию в механизме реализации правотворческой и иных функций законодательной власти.

7. В рамках каждой из указанных категорий правоотношений в сфере взаимодействия суда с иными институтами власти выделяются субъектный и объектный критерий их классификации. По субъектному критерию подразделяются взаимоотношения различных органов судебной власти (как по виду (конституционные, арбитражные, общеюрисдикцинные), так и по уровню (высшие федеральные, областные и приравненные к ним, районные, мировые) с государственными органами различной специализации и уровня.

По объекту взаимодействия среди многообразия отношений судебной власти с иными ветвями государственной власти выделены следующие значимые группы: а) отношения, складывающиеся в процессе формирования судебной системы; б) отношения, складывающиеся в процессе обеспечения её деятельности; в) отношения, складывающиеся в процессе формирования кадрового состава судов и судейского корпуса; г) отношения, складывающиеся в процессе нормоконтрольной деятельности судов.

Практическое значение и апробация исследования

Проведенное исследование имеет весомое практическое значение для формирования в отечественной правовой системе эффективных механизмов разделения власти с формированием в целостной и самодостаточной судебной ветви власти.
Сделанные в диссертации выводы и рекомендации могут быть использованы как при совершенствовании российского законодательства в вопросах организации власти и правосудия, судоустройства, судопроизводства, статуса судей, а так же государственно-правовой практики судов и иных органов государственной власти в сфере их взаимодействия.

Результаты исследования, кроме того, могут служить основой для дальнейшего исследования, теоретической разработки проблем организации государственного управления обществом в целом и проблем формирования и функционирования институтов судебной власти как неотъемлемого элемента системы разделения власти.

Фактический материал и выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть использованы при преподавании таких дисциплин, как теория государства и права, конституционное право, правоохранительные и судебные органы и других.
Теоретические и практические аспекты проведенного исследования основных проблем, связанных с самостоятельностью судебной власти в российской государственно-правовой системе, нашли отражение в выступлениях автора на семинарах, конференциях, дискуссиях, а так же в публикациях по теме диссертации.

Структура работы определяется целью и задачами исследования, необходимостью последовательного изложения материала. Диссертация состоит из введения, двух глав, включающих шесть параграфов, заключения и библиографии.

Содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, новизна, практическая и научная значимость исследования, формулируется его предмет и цели, определяются методы исследования и положения, выносимые на защиту.

Первая глава диссертации «Судебная власть как элемент правовой системы современного государства: теоретические и исторические аспекты» посвящена исследованию исторического аспекта проблемы, анализу теоретических основ построения системы государственной власти в отечественной структуре управления обществом с выделением системы самостоятельности судебной власти, а также определению места и роли судов в этой системе.

Параграф первый главы первой диссертации посвящен исследованию теоретических постулатов, лежащих в основе правового положения (статуса) судебной власти в современной государственно-правовой системе. Первоочередное внимание обращено на формулирование понятийного аппарата, в частности автором дается авторское понятие судебной власти применительно к контексту диссертационного исследования, выделяются основные элементы в этом правовом явлении.

В качестве таких элементов выделяются: учреждение судебной власти единственным источником власти — народом Российской Федерации; наделение особыми полномочиями по выполнению определенных функций государства; наличие собственной системы органов; наличие правовой основы; выделение судьи в качестве специального субъекта как носителя власти. В качестве теоретических основ судебной власти в российской правовой системе рассматривается также признак функциональной предназначенности этой власти.

Этот признак придает суду полномочия властного, управленческого, регулятивного, контрольного характера и позволяет выявить не только его внешние признаки как властного института, внутреннюю структуру о потенциал, но и внешне системные связи в структуре государственности, основанной на принципе разделения властей.

Во втором параграфе первой главы предпринята попытка обобщения и анализа существующих доктринальных представлений о месте и роли суда в системе государственно-властного механизма управления обществом. В связи с чем дается характеристика исторического развития теории разделения властей в мировой государственно-правовой практике и в основополагающих научных трудах выдающихся представителей правовой и философской мысли прошлого и современности.

В результате автор приходит к выводу о том, что современное правовое знание о судебной власти фактически формирует официальную доктрину судебной власти, в соответствии с которой она признается равноправным самодостаточным элементом современной правовой государственности. Немалую роль в выстраивании современной доктрины судебной власти сыграли труды известных правоведов прошлого и современности.

В третьем параграфе первой главы, где предметом исследования являются проблемы становления и развития судебной ветви власти в отечественной государственно-правовой системе, диссертант исследует вопрос о том, как и насколько каждое правовое явление вызревает из исторического контекста, из исторической обстановки каждой эпохи цивилизационного развития человечества.

Прослеживаются определенные исторические условия и предпосылки формирования в российской государственно-правовой системе в различные хронологические периоды, при этом особое внимание уделяется анализу условий формирования судебной власти как элемента современной государственности, основанной на принципе разделения властей. Автор выделяет и затем анализирует факторы и условия, наличие которых содействует изменению роли судебных органов в государственном механизме, формированию их самостоятельного статуса как государственно-властной структуры.

В качестве исходного предмета исследуется правовая природа судебной власти, её собственные полномочия и компетенция и механизмы осуществления собственных функций в государственно-правовой практике в условиях системы разделения властей. Задача автора состояла в том, чтобы проанализировать весь комплекс полномочий суда — нормативно определенных и реально осуществляемых и выделить их них те, которые приобретают особое значение для осуществления властно-управленческого и властно-контрольного влияния на процессы организации и деятельности органов иных ветвей власти и отдельных органов государственной власти.
В итоге автор приходит к выводу о том, что прослеживается общемировая тенденция развития и укрепления судебной власти как неотъемлемой составляющей систем управления общественными процессами современности.

Вторая глава «Формы и методы взаимодействия судебной власти с другими ветвями государственной власти в современной государственно-правовой системе: проблемы правового регулирования и реализации» посвящена анализу комплекса взаимных властно-административных, контрольно-распорядительных и иных функций, которые предусмотрены в российской системе разделения властей для каждой из её ветвей.

В первом ее параграфе речь идет о традиционных и функциональных аспектах взаимодействия судебной власти с законодательными органами государства. Диссертант выделяет в данной сфере два основных блока правоотношений, в основу выделения которых положен предметный признак: правомочия законодателя по воздействию на судебную власть дополняются и уравниваются в государственно-правовом механизме правомочиями суда по воздействию на законодательную власть.

При этом важной характеристикой методологии исследования в этой части является комплексность, означающая прежде всего то, что все формы взаимодействия, рассматриваются автором как единый механизм, не допускающий односторонних превенций того или иного властного элемента государственности в отношении другого, то есть взаимные полномочия воздействия одной системы на другую рассматриваются как система средств и последствий как для суда, так и для законодательных органов государства.

Автором исследуются множественные виды отдельных групп таких правоотношений, проводится их систематизация по сущностным признакам и дается несколько последовательных классификаций по субъектному и объектному критериям, имеющим наиболее важное значение для определения эффективности и полноты исследуемой системы.

При этом в диссертации отмечается, что особое место в консолидированном содержании названной группы правоотношений занимают органы, осуществляющие судебный (конституционный и административный) контроль. Их роль во взаимоотношениях с законодательной ветвью власти приобретает особое значение, при этом она имеет своей целью проверку конституционности итогов деятельности парламента как законодательного органа государства.

Автором отмечается формирование двухуровневой системы правоотношений в группе взаимоотношений «законодательный орган — суд» в структуре разделения властей. Прежде всего, это — выявление общих форм взаимодействия, конечно же выделение и определение специальных форм, присущих только одному виду (выделенному по субъектному критерию) взаимоотношений.

Учитывая, что в отечественной государственно-правовой системе функция судебного конституционного контроля принадлежит только конституционным (уставным) судам, а функция судебного административного контроля и судам общей и арбитражной юрисдикции, во взаимоотношениях законодательной власти с судами общие формы взаимодействия присущи складывающимся отношениям со всеми судами, а специфические складываются в процедурах реализации отдельных судопроизводственных групп субъектов.

В итоге диссертант приходит к выводу о том, что в некоторых формах взаимодействия (например, в реализации права законодательной инициативы судом) прослеживается явное нарушение баланса законодательной и судебной власти. Очевиден перенос законодательных полномочий в судебную систему по вопросам, касающимся практически всех аспектов организации и деятельности судебной власти.

Причину констатируемого положения дел автор видит в том, что иные ветви государственной власти и их носители не были в течение довольно длительного периода заинтересованы в дальнейшем развитии судебной власти в России, с одной стороны. Вместе с тем явно ощущается монополизация судами деятельности по разработке законопроектов, так или иначе связанных с вопросами судоустройства и судопроизводства и даже статуса судьи как носителя власти. Нельзя не учитывать, что данные законы применяются органами судебной власти и контролироваться должны ею же, а это может серьезно нарушать баланс властных полномочий.

В параграфе 2 «Нормативно-правовое содержание и реализация современных форм и методов взаимодействия судебной власти и главы государства (Президента Российской Федерации)» исследуются многообразные формы взаимодействия двух названных важнейших структур российской государственности. Правовая природа правоотношений в этом сегменте системы разделения властей обусловлена особенностями функций главы государства, прежде всего, координационных, арбитральных, представительских и некоторых других. Рассматриваемая группа правоотношений предполагает изучение некоторых аспектов полномочий Президента в отношении судебной власти, в частности, кадрово-контрольного, организационного и даже регуляционного (для внутрисистемных конфликтов в судебной системе) характера.

Как подтверждает практика, в деятельности главы государства эти проблемы нашли свое отражение. Как известно, с 1994 года при Президенте Российской Федерации функционирует общественный орган консультативного характера — Совет по вопросам совершенствования правосудия (до 1997 г. — Совет по судебной реформе).

В результате проведения научного анализа отдельных элементов механизма взаимодействия главы государства и судебной власти в части кадрово-контрольной деятельности, автором предлагается поэтапный подход к рассмотрению общего комплекса процедур в этой сфере. В связи с чем диссертант обосновывает две самостоятельные составляющие по признаку решающей роли участвующих в ней субъектов. В качестве одной из основных выделяется стадия отбора кандидатур, поскольку в составе функции формирования кадрового состава судов, которая характеризуется решающей ролью самой судебной власти, Президент участвует лишь в некоторых процедурах отбора на окончательной стадии (представление Совету Федерации, отбор из представленных кандидатур).

Автор диссертационного исследования, в отличие от некоторых современных государствоведов, которые видят в этом нарушение баланса властей и в качестве одного из аргументов приводится то обстоятельство, что в кадровые вопросы других ветвей власти на стадии подбора не вмешиваются иные структуры государства, полагает, что такая система соответствует выстраиваемой в России модели разделения властей и не нарушает самостоятельности и независимости судебной власти.

Наряду с этим автор обосновывает необходимость дополнения выявленных форм взаимодействия в сфере кадрового подбора механизмами «политического выдвижения», что позволило бы существенно расширить потенциал выбора кандидатур в высшие органы судебной власти. Основным аргументом приводится необходимость того, чтобы в высших судах были бы представлены не только юристы, включенные в орбиту судейской корпорации, но и отражающие в большей степени мнение гражданского общества, государственного управления (в широком смысле этого слова), бизнеса, иных структур правовой системы.

В параграфе 3 «Соотношение функций и полномочий судебной и исполнительной ветвей власти: проблемы и перспективы современного регулирования и практики реализации» проанализированы научные, литературные, нормативные, доктринальные источники по вопросам основных сущностных вопросов административной природы управленческой деятельности и природы судебного контрольного механизма в отношении как самой названной деятельности органов исполнительной власти государства, так и её документационных результатов в виде подзаконных актов.

Правовая природа административной, исполнительной власти в государстве тесно связана с её функциональным назначением в механизме государственного регулирования. Это наиболее активная в государственно-правовой практике часть государственного аппарата, она имеет наибольшее конкретно-применительное воздействие на правоотношения, возникающие в обществе, а, соответственно, именно в отношении данной структуры государственности суды должны иметь особый комплекс контрольных функций.

Вышеизложенное приводит автора к выводу о том, что имеющаяся система правомочий судов в отношении администрации, нормоконтрольных процедур, а главное их результаты в российской практике, не отвечают потребностям современного развития правовой системы и не может быть признана достаточной для целей построения целостной и самодостаточной системы разделения властей как юридического основания правового государства.

С известной долей сожаления автор отмечает тот факт, что до настоящего времени не созданы специализированные органы административного контроля и диссертант обосновывает, что без этой системы воздействие суда на исполнительную власть не может быть в достаточной мере обеспеченным, поскольку система сдержек и противовесов должна быть в достаточной мере структурно оформленной и компетенционно обеспеченной специализированными контрольными процедурами.
Подводя итоги научного анализа всех форм и способов взаимодействия судебной власти с другими ветвями и структурами российской государственности, автор выводит общую классификацию всех выявленных групп правоотношений по двум основным критериям: субъектному и объектному. По субъектному критерию подразделяются взаимоотношения различных органов судебной власти (как по виду (конституционные, арбитражные, общеюрисдикцинные), так и по уровню (высшие федеральные, областные и приравненные к ним, районные, мировые) с государственными органами различной специализации и уровня.

По объекту взаимодействия среди многообразия отношений судебной власти с иными ветвями государственной власти выделены следующие значимые группы: а) отношения, складывающиеся в процессе формирования судебной системы; б) отношения, складывающиеся в процессе обеспечения её деятельности; в) отношения, складывающиеся в процессе формирования кадрового состава судов и судейского корпуса; г) отношения, складывающиеся в процессе нормоконтрольной деятельности судов.

Отмечая обобществленные результаты исследования, автор обосновывает, что в диссертации предпринята попытка проанализировать проблемы, возникающие в решении вопросов формирования и становления теории судебной власти как модели самодостаточной ветви власти в структуре российской государственности в целом.
Диссертант исследовал современные проблемы становления и развития судебной власти в составе отечественной систем разделения властей как в аспекте её собственного потенциала и полномочий, так и в процедурах взаимодействия суда с различными институтами государственности, в результате чего утверждает вывод о том, что потенциал названной ветви государственной власти вселяет оптимистическое видение его развития как сильной и эффективной структуры российской правовой системы на современном этапе её развития.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:

I. В изданиях, рекомендованных ВАК РФ:
1. Краснов Д. А. Функциональное назначение судебной власти в правовой системе современного государства // Ученые труды Российской Академии адвокатуры и нотариата. № 6. — М., 2008. 0,7 п. л.
2. Краснов Д. А.

II. В других изданиях:
1. Краснов Д. А.

Не будем обвинять друг друга

от 19.03.2014

Я считаю, что у адвокатов «ЮКОСа» нет оснований обвинять адвоката Овешникову Веру Васильевну, защищавшую предпринимателя Леонида Невзлина, в нерадивости или в сговоре с Генеральной прокуратурой. Оправдывая свою беспомощность перед безжалостной машиной госаппарата и порочными традициями нашего государства, они хотят свалить все свои беды на хрупкие женские плечи. Не думаю, что и участие адвоката Харитонова в судебном заседании изменило бы судьбу его подзащитного. Ведь и прокуратура, и суд были бы представлены все теми же господами, действовавшими «строго и рамках закона».

Что касается адвоката Овешниковой В. В., то, на мой взгляд, она действовала законно и обоснованно. Будучи дежурным адвокатом в Басманном суде. Вера Васильевна согласно ст. ст. 49−51 УПК РФ обязана была принять на себя защиту Невзлина по поручению судьи. Она добросовестно ознакомилась с материалами уголовного дела, выступила в судебном заседании, заявив, что не согласна с мерой пресечения в виде заключения под стражу, избранной судьей в отношении ее подзащитного. Однако суд принял иное решение, в принципе — с точки зрения УПК РФ — формально законное. Овешникова не согласилась с решением Басманного суда и обжаловала его в кассационной инстанции, но, увы, безуспешно.

То есть адвокат Овешникова действовала сугубо в рамках норм уголовно-процессуального законодательства и законов, регламентирующих адвокатскую деятельность. Как заявила Овешникова, из материалов дела, представленного судьей, не было ясно местонахождение Невзлина и то, как с ним можно связаться. В деле не имелось никаких данных о наличии у него адвоката. Овешникова располагала только теми материалами, которые ей представил суд. Генеральная прокуратура длительное время не «могла» установить место нахождения Невзлина, хотя в ее распоряжении имеется для подобных мелей огромный арсенал сил и средств.

В этой связи нелепо было требовать от Овешниковой, чтобы она в течение двух часов отыскала своего подзащитного. Что касается адвоката Харитонова, защитника Невзлина, то из его интервью одной из центральных газет неясно, почему он в течение нескольких недель не смог передать в Генеральную прокуратуру свой ордер. Тем самым он все-таки «ввел бы» следствие в процессуальные рамки. Известно, что Харитонов знал следователя Каримова, перезванивался с ним, направлял ему заявление с просьбой указать на наличие или отсутствие состава преступления в уголовном деле Невзлина. Однако к этому заявлению он не приложил заверенную копию ордера или сам ордер, не направил его в прокуратуру заказным письмом с описью вложенных документов.

То есть получается так, что формально прокуратура не имела никаких правовых обязательств перед адвокатом Харитоновым и не обязана была его уведомлять о проводимых процессуальных действиях. Не будучи очевидцами всего, что произошло, мы, адвокаты, вынуждены задавать себе массу вопросов, на которые вряд ли в ближайшее время получим ответы. Но они по большому счету не слишком существенны, второстепенны.

Главное — в отношении крупного предпринимателя вынесено решение об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Мера жесткая и, как мне кажется, необоснованная. Подоплека таких дел, их истинные мотивы и причины, я думаю, понятны. Особенно адвокатам. Поэтому бессмысленно обвинять друг друга в некомпетентности или, еще хуже, в сговоре с прокуратурой.
Задача адвокатов — защищать интересы граждан, пытаясь при этом не допустить разгула беззаконности со стороны государственных органов. Ведь людям и без того живется несладко.

Д.А. Краснов Не будем обвинять друг друга // Адвокатские Вести. Информационно-Аналитический Журнал 6 (44) 2004. Стр. 2.

Ответственность за преступления, связанные с несостоятельностью и банкротством

от 16.12.2013

Наличие развитого законодательства о несостоятельности и банкротстве является насущной необходимостью для любого государства, в основе экономики которого лежит капиталистический способ производства, рыночные отношения. «В этих странах сформирована и применяется общая концепция о банкротстве, согласно которой деятельность предпринимателей рассматривается как полезная, желательная и общественно значимая. В целях достижения стабильности в экономических отношениях государство выстраивает свою индивидуальную экономическую стратегию, в которой немаловажную роль играет законодательство о банкротстве и об ответственности за преступления при банкротстве».

Вопрос изучения зарубежного опыта принципиально важен. Государства вынуждены решать схожие задачи, и сталкиваются в процессе своей деятельности, как правило, со схожими проблемами и препятствиями. Необходимо учитывать тот факт, что конкурсное право России развивалось вовсе не непрерывно, как в большинстве капиталистических стран, поступательно. Более чем семидесятилетний разрыв времен социалистического государства, когда конкурсное право было «аномалией», фактически мертвой отраслью законодательства способствовал тому, что исторический процесс развития правового регулирования институтов несостоятельности и банкротства был прерван. И когда правовое регулирование общественных отношений нормами конкурсного права вновь стало востребованным, то законодательство о несостоятельности и банкротстве во многом пришлось строить фактически с нуля. То же самое касается и вопросов уголовного права, вопросов ответственности за криминальные банкротства. В большинстве же зарубежных стран развитие конкурсного права в вопросах ответственности за неправомерные действия при банкротстве, криминальные банкротства шло непрерывно. Были выработаны достаточно эффективные решения, позволяющие надлежащим образом регулировать вопросы несостоятельности и неплатежеспособности, вопросы ответственности за злоупотребления в данной области. Таким образом, зарубежный опыт хорошее подспорье для совершенствования национального права. Анализ данной информации ценен и важен для нашего исследования, на его основе можно разработать предложения и рекомендации и для российских законодателей. Однако не менее важно рассмотреть и опыт правового регулирования вопросов несостоятельности и банкротства стран «ближнего зарубежья», бывших республик СССР. Так или иначе, имея одинаковое с нашей страной правовое прошлое, перед ними стояли и стоят сходные с Россией цели, задачи и проблемы, которые необходимо разрешить, в том числе и в вопросах несостоятельности и банкротства, в вопросах ответственности за криминальные банкротства.

К настоящему времени во всех странах участниках СНГ была так или иначе проведена реформа национального уголовного права. Советские правовые системы были так или иначе перестроены на новый лад, в соответствие с требованиями времени, прежде всего, требованиями рыночной экономической модели. В каких-то странах изменения были сделаны глубже и более объемно, в каких-то менее. Однако законодательство, в том числе и уголовное, во всех странах-участниках со времен СССР претерпело достаточно значительные изменения. В том числе появились нормы, устанавливающие ответственность за отдельные злоупотребления, связанные с вопросами о несостоятельности и банкротстве.

На уровне СНГ вопросу преступлений, связанных с банкротствами и несостоятельностью уделяется немалое внимание. Необходимо заметить, что 17 февраля 1996 года на заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ в целях унификации уголовного законодательства стран содружества был принят так называемый Модельный уголовный кодекс. Так вот, глава двадцать девять данного кодифицированного акта «Преступления против порядка осуществления предпринимательской и иной экономической деятельности» устанавливает уголовную ответственность за такие деяния, как неправомерные действия при банкротстве, злостное банкротство и фиктивное банкротство.

Уголовное законодательство Украины в части ответственности за криминальные банкротства имеет достаточно много общих моментов с российским законодательством. С начала обозначим основные решения. Прежде всего, на Украине не криминализовано такое деяние как преднамеренное банкротство, которое с точки зрения российского уголовного права, несомненно, преступно. Совершенно удивителен тот факт, что, несмотря на ее очевидность, украинские законодатели не увидели высокой общественной опасности в преднамеренном банкротстве, и не посчитали нужным преследовать его уголовным законом. Подобная прочная позиция законодателей сделала ремесло «рейдерства» на Украине не просто сверхпрбыльным, но и при надлежащей подготовке вполне безопасным от уголовно-правовых санкций со стороны государства. Вторым отличием от российского законодательства будет украинский подход к проблеме ответственности за «фиктивное банкротство». Так вот, согласно статье 156−3 У. К. Украины под данным термином следует понимать «заведомо не правдивое заявление гражданина — учредителя или владельца субъекта предпринимательской деятельности, а также должностного лица субъекта предпринимательской деятельности о финансовой несостоятельности выполнения требований со стороны кредиторов и обязательств перед бюджетом». Так вот, украинский законодатель оценивает состав преступления, закрепленный в данной норме, как формальный. Скажем, состав преступления «фиктивное банкротство», ответственность за которое закреплена в статье 197 УКРФ, является материальным. Таким образом, согласно украинскому уголовному праву «фиктивное банкротство» будет считаться законченным преступным деянием вне зависимости от факта наступления опасных последствий — причинения вреда кредитору, и карается данное «деяние штрафом от трехсот до пятисот минимальных размеров заработной платы с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет».

Третьим отличием украинского законодательства об ответственности за криминальные банкротства будет правовая норма, закрепленная в статье 156−2 «Укрывательство банкротства». В российском же уголовном законодательстве подобной правовой конструкции нет. Согласно статье 156−2 У. К. Украины под «укрывательством банкротства» понимается «преднамеренное укрывательство гражданином — учредителем или владельцем субъекта предпринимательской деятельности, а также должностным лицом субъекта предпринимательской деятельности своей стойкой финансовой несостоятельности путем представления недостоверных сведений, если это причинило большой материальный вред кредитору». Наказание за данное преступление установлено следующее — лишение свободы на срок до двух лет, штраф до трехсот минимальных размеров заработной платы, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью сроком до пяти лет.

Уголовное законодательство республики Беларусь, как государства участника СНГ имеет много общего с аналогичным законодательством России и вышеупомянутой Украины. Криминализованы почти все деяния связанные с банкротством, наказуемые по российскому уголовному законодательству. Однако имеются, что вполне естественно, и отличия. Норма права, устанавливающая ответственность за неправомерные действия при банкротстве отсутствует. Что в принципе логично в условиях достаточно серьезного контроля над предпринимательской деятельностью со стороны государства в данной республике. Таким образом, белорусский законодатель не посчитал данное деяние настолько общественно опасным, чтобы преследовать его силами уголовного права.

С другой стороны, в Республике Беларусь, как и на Украине, действует норма уголовного права, предусматривающая ответственность за «сокрытие банкротства», которой посвящена статья 239 УКРБ. Согласно ей сокрытие «своей экономической несостоятельности путем представления сведений, не соответствующих действительности, подделки документов, искажения бухгалтерской отчетности или иным образом, повлекшее причинение ущерба кредиторам в крупном размере», совершенное «индивидуальным предпринимателем или должностным лицом юридического лица, являющимися несостоятельными должниками» — уголовно наказуемо. Предусмотренная за подобное деяние санкция предполагает наказание в виде штрафа, или лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, а также арест на срок до шести месяцев, или ограничение свободы на срок до трех лет, или лишение свободы на тот же срок. Следует отметить тот факт, что правовая норма, предусматривающая ответственность за сокрытие факта банкротства действует еще и в Республике Узбекистан — статья 181 УКУ «сокрытие банкротства». Также в белорусском уголовном законодательстве предусмотрена ответственность, согласно статье 238 УК за «Ложное банкротство», аналогично российскому пониманию фиктивного банкротства. Так вот, согласно белорусскому праву под ложным банкротством следует понимать представление предпринимателем или должностным лицом хозяйствующего субъекта заведомо ложных документов с целью объявления субъекта хозяйствования экономически несостоятельным или банкротом. Наказывается, согласно статье 240 УК и преднамеренное банкротство.

Уголовное законодательство республики Казахстан подразумевает уголовную ответственность за ложное банкротство. Согласно статье 165−2 уголовного кодекса данного государства под заведомо ложным банкротством понимается «заведомо ложное объявление предпринимателем об экономической невозможности исполнения обязательств перед кредиторами, совершенное из корыстных побуждений». Санкцией за данное деяние согласно уголовному закону республики Казахстан является лишение свободы сроком до трех лет или исправительные работы с максимальным сроком два года.

В принципе проведенное нами изучение законодательства об ответственности за криминальные банкротства может быть полезно для более комплексного исследования, в рамках диссертации или монографии, посвященной проблеме ответственности за преступления, связанные с несостоятельностью и банкротствами.

© Д. А. Краснов Ответственность за преступления, связанные с несостоятельностью и банкротством, по законодательству ряда стран СНГ // Право:
теория и практика. № 7 (96) июль 2007. Стр. 54−57.

Судебная власть: понятие, основные признаки и другие элементы современного государства.

от 19.06.2014

Для того чтобы понять что такое судебная власть с точки зрения основных понятий науки теории государ­ства и права, необходимо, полагаю, обратиться к наиболее общему понятию власти и понятию «власть», «суд», «судебный», поскольку чаще всего именно с этих позиций проводятся исследования в классических трудах по юриспруденции, не будем изменять традициям и попытаемся использовать богатейший научный опыт наших предшественников.

Так, ещё в начале прошлого века известный русский правовед Ф. Ф. Кокошкинговорил: «Понятие власти яв­ляется центральным понятием государственного права» [1]. И с такой постановкой вопроса соглашаются и со­временные исследователи, к примеру, авторы учебного пособия, посвященного общей теории государственной власти, отмечают: «Разгадка феномена власти, приращение всякого нового знания о власти и механизмах властвования является едва ли не самой главной задачей в науке теории государства», или другой известный теоретик Л. С. Мамут говорит, что «сегодня можно констатировать значительный дефицит анализа и понимания природы, наиболее общих параметров (измерений) государственности».

Нельзя не согласиться с теми учеными, которые утверждают, что важность и сложность проблемы состоит в том, что власть до настоящего времени представляет собой «фрагмент объективно существующего социального мира», в котором непознанного едва ли не больше, чем очевидного [4].

Понимание государственной власти как системного явления, опирающегося на объективные процессы, про­исходящие в развитии человеческой общности и имеющие своим источником волю определенного субъекта (народ), приводит нас к тому, что один из её неотъемлемых элементов — судебная власть, также несет в себе каждую из названных дефиниций в той или иной мере с итогом её функционального назначения и особенностей сущностного характера.

Переходя к исследованию правовой природы именной судебной составляющей государственной власти, нель­зя не согласиться с известным современным правоведом М. Н. Марченко в том, что «среди нерешенных проблем судебной власти в настоящее время по-прежнему остаются вопросы, касающиеся общего понятия судебной власти, определения её юридической природы и характера, установления свойственных судебной власти как ро­довому явлению и соответствующему ему понятию признаков и черт, вопросы определения характера и особен­ностей взаимоотношения судебной власти с другими ветвями государственной власти» [5].

Анализ основных подходов в исследовании понятийного аспекта судебной составляющей государственной власти позволил выделить несколько вариантов в распрений этого понятия в теории государства и права.

Так наиболее распространенный подход - перечисление свойственных судебной власти функций и назначе­ния. Судебная власть при этом представляется как самостоятельная и независимая ветвь государственной власти, созданная «для разрешения на основе закона социальных конфликтов между государством и гражда­нами, самими гражданами, юридическими лицами; контроля за конституционностью законов; защиты прав граждан в их взаимоотношениях с органами исполнительной власти и должностными лицами; контроля за соблюдением прав граждан при расследовании преступлений и проведении оперативно-розыскной деятель­ности; установления наиболее значимых юридических фактов и состояний» [6].

Следующий подход описывает судебную власть как «самостоятельное публично-правовое образование», представляющее собой систему специальных государственных и муниципальных органов, «обладающих преду­смотренными законом властными полномочиями, направленными на установление истины, восстановление справедливости, разрешение споров и наказание виновных, решения которых обязательны к исполнению всеми лицами, которых они касаются» [7].

В других исследованиях судебная власть определяет­ся путем анализа форм и принципов её организации и деятельности. При таком подходе судебная власть рас­сматривается как «особая форма деятельности государ­ства, осуществляющая свои властные полномочия спе­циально созданными государственными органами — суда­ми, в строго установленной законом процессуальной форме в сфере защиты конституционного строя, прав и законных интересов человека и гражданина, государст­венных органов, предприятий, учреждений, организа­ций и иных объединений».

Небезынтересным является и подход, в котором сущность и содержание судебной власти определяются, в частности, одновременно через её принципы, формы деятельности и стоящие перед ней цели и решаемые задачи. В этом случае суд рассматривается как самостоятельная ветвь государственной власти, осуществляемая «независимым судом в сотрудничестве с другими институтами государства и общества в установленной форме реализации — предоставленных полномочий в целях обеспечения охраны конституционного строя, защиты прав и свобод человека и гражданина, законных интересов общества и государства», путем правосудия и разрешения дел об административных правонарушениях, кон­ституционного и судебного контроля над законностью действий и решений органов и должностных лиц публичной власти, «обеспечения исполнения приговоров и иных судебных актов в деятельности судейских сообществ, организационного обеспечения деятельности судов и участия в совершенствовании законодательства с использованием права законодательной инициативы» [9].

Нельзя обойти вниманием и так называемый процессуальный подход в анализе сущности и понимания судебной власти, о котором уже упоминалось выше. Так, в начале XX века известный русский процессуалист И. Я. Фойницкий писал: «Суд - это беспристрастный посредник в споре между двумя заинтересованными лицами (сторонами)» [10]. При этом он подчеркивал, что суд «служит не частным интересам отдельных лиц, отдельных общественных кружков или отдельных ве­домств, а общим государственным интересам правосудия», а «все судебные постановления и решения поста­новляются именем государства», поэтому «в современном государственном строе суд есть функция государ­ственной власти» [11].

Другой видный русский теоретик процесса того времени С. И. Викторский предпринял попытку не только оп­ределить сущность суда как социально-правового института, но и определить его место и роль в системе госу­дарственной власти в целом. В его работе «Русский уголовный процесс» целый раздел посвящен судоустройству и начинается он с параграфа «Судебная власть и её отличительные черты», где автор пытается уточнить место судебной власти в государственном устройстве.

«Власть судебная наряду с законодательной и правительствующей является составной частью того, на что распадается власть верховная… при этом она подзаконна, так как её задача - применение закона в каждом от­дельном случае нарушения благ и интересов, защищаемых государством, и притом
- указанном законом порядке» [12]. И, что весьма логично для российской государственно-правовой системы того времени, ученый не исключал наличие особого судебного верховенства высшей власти (императорской) по отношению к судебной власти, действующей от её имени и ей подчиненной.

Иной, отличный от процессуального, общетеоретический подход характеризуется, прежде всего, тем, что по­нимание сущности судебной власти выводится посредством анализа её основных признаков. Часто это связа­но с комплексным исследованием признаков государственной власти в целом и проецированием её признаков на судебную ветвь, что позволяет исследователям приблизиться к её пониманию посредством изучения общей теории государственной власти, [14] трактующей её саму как объект особых государственных отношений [15].

Как представляется, наиболее перспективным в аспекте достижения наиболее достоверных результатов в изучении правовой природы и понятийного аппарата судебной власти является так называемый универсальный подход, предложенный М. Н. Марченков работе «Судебное правотворчество и судейское право». Необходимость такого подхода он справедливо обосновывает тем, что при отраслевом и аналогичных подходах анализируются не все стороны и аспекты судебной власти в виде свойственных её признаков, функций, решаемых задач, форм и проч., а только некоторые из них [16].

Нельзя не согласиться с автором в том, что универсальное (общее, всеобщее) понятие судебной власти, равно как и аналогичное ему понятие любого иного явле­ния, формируется не иначе как на основе общих призна­ков и черт, свойственных всем национальным судебным властям, обладающим в сравнении с другими судебными властями как общими признаками и чертами, так и специфическими особенностями [17].

Отдавая себе отчет в том, что такой универсальный подход выработать невозможно на основе только эмпирического восприятия правовых явлений и государственно-правовой практики, полагаем необходимым применить методологический способ выявления имеющихся закономерностей и формирования на их основе так называемых «абстрактных» форм в виде определенного набора качеств и признаков, присущих как властным институтам в целом, так и судебной её составляющей в особенности.

Классический набор признаков судебной власти в учебной и некоторой исследовательской литературе за­частую излагается довольно лаконично.

Отмечая моменты, отражающие сущность данного явления государственно-правовой и общественной жизни, ученые отмечают:

  • Судебная власть — это особая власть, её правовая природа такова, что она в различных правовых системах призвана осуществлять одну и ту же функцию — правосудия, защиты прав и свобод человека и гражданина, функцию контроля за тем, чтобы государство было ограничено правом в своих властных проявлениях.
  • Судебная власть не только самостоятельна, но и независима от других ветвей государственной власти, а также от общественной власти и от местного самоуправления как форм публичной власти народа в Российской Федерации.
  • Цель ее деятельности — формирование и развитие в государственной системе такого института, который был бы способен защитить общество, каждого человека от неправомерных действий государства и ограничить само государство как властную машину в его деятельности правом. При этом такой механизм должен, как мы понимаем, прежде всего, состоять частью этого самого государства, и, не нарушая принципа суверенного развития государственности, иметь возможность реализовывать основной принцип правового государства — ограничение государственной власти правом.
  •  Никто не вправе выполнять функции судебной власти вместо нее, вершить правосудие. Судебную власть осуществляет система государственных органов, структура которой установлена, прежде всего, Конституцией Российской Федерации как актом высшей юридической силы, а также Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации" [19].  Данные нормы закреплены в части 1 и 3 статьи 118 Конституции Российской Федерации, которые гласят, что «правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом» и «судебная система Российской Федерации устанавливается Конституцией Российской Федерации и федеральным конституционным законом. Создание чрезвычайных судов не допускается». Разумеется, есть вопросы, примыкающие к правосудию, которые решаются парламентом, его палатами (например, амнистия), главой государства (помилование). Однако такие вопросы не являются правосудием. Ни парламент, ни глава государства, ни другие органы не ставят под сомнение акт правосудия, не оценивают его, а исходят из принципа неприкосновенности судебного решения.
  • Судебная власть создана для выполнения задач правосудия. Она не может принимать законов, указов и т. д., нормотворчество — не ее предназначение. Судебная власть не вправе также выполнять и функции исполни­тельной власти. Оценивая юридические акты, судебная власть не исследует причин их целесообразности и обос­нованности их принятия, это не ее задача, она восприни­мает документ таким, каким он представлен суду для оценки.

Также следует отметить еще одно проявление на­значения судебной власти — она занимает особое место в системе сдержек и противовесов в отношениях между властями в государстве [20].

Государственная власть по своей сути едина, ибо в ней наиболее полно выражена господствующая в обществе социальная воля, но единство этой власти также сочета­ется и с различными формами ее осуществления и ее внутренней структурой (деление на законодательную, исполнительную и судебную ветви власти).

Для выражения государственной воли народа как но­сителя власти, существует законодательная власть, а имеете с ней и структура органов, осуществляющих свою основную функцию — издание законов; для исполне­ния законодательных актов — своя система органов ис­полнительной власти. И, наконец, для разрешения внут­ренних конфликтов между законодательной и исполни­тельной властями, для охраны гражданского мира, прав и свобод человека, обеспечения законности и справед­ливости в обществе существует судебная власть.

Именно с этих сферах общественной жизни судебная власть не только не должна уступать двум другим вла­стям в авторитете и действенности, но и с позиции защи­ты прав человека, принципов демократии, сдерживая и ограничивая пределами закона представительные и ис­полнительные органы [21]. Когда суд разрешает споры ме­жду органами государственной власти, либо оценивает их акты, тогда и проявляется роль судебной власти как элемента механизма сдержек и противовесов. Многие ученые отмечают в этом плане, что судебная власть обладает сложной юридической природой, выступает «как непосредственное слияние власти и права» [22].

Так, некоторые ученые характеризуют ее как «принадлежащее судам, составляющим единую судебную систе­му государства, исключительное полномочие по разре­шению возникающих в правовой сфере жизни общества социальных конфликтов с использованием установлен­ной законом процедуры, реализуемое в форме конститу­ционного, гражданского, уголовного, административного и арбитражного судопроизводства [23].

Другие же исследователи полагают, что она «есть не­зависимая и самостоятельная ветвь государственной власти, которая на основе права разрешает социальные конфликты, следит за соответствием нормативных и правоприменительных актов Конституции Р. Ф.и зако­нам, а также устанавливает юридически значимые фак­ты. Основной формой реализации судебной власти явля­ются все разновидности правосудия» [24].

По мнению других специалистов «…судебную власть можно представить и рассматривать как некое место в системе социальной организации общества и органов государственной власти, где, в случае необходимости, и в пределах, установленных законом, на основании права может осуществляться разрешение правовых споров или конфликтов с целью обеспечения стабильности социальных отношений [25].

Понимают под судебной властью и «особую разновид­ность государственной власти, осуществляемую через систему специально уполномоченных государственных органов — судов, реализуемую отдельными должностны­ми лицами — судьями, действующими на профессиональ­ной основе, для выполнения правоприменительных функций с использованием ими принуждения, имеющая специальные задачи и способы их обеспечения» [26].

Отдельные авторы раскрывают содержание судебной власти через два аспекта. В частности, в функциональ­ном аспекте судебная власть представляет собой, по их мнению, совокупность ограниченных юридической кон­ституцией и общими принципами права юрисдикционных и связанных с ними полномочий государства, реали­зуемых от имени народа независимыми должностными лицами (судьями) в особой судебной процедуре, а также иными должностными лицами, обеспечивающими юрисдикционную деятельность судей. В другом, институцио­нальном аспекте, судебная власть отражается в нашем мышлении в виде обособленной группы взаимосвязан­ных государственных учреждений (в основном судов), организующих и обеспечивающих реализацию судьями юрисдикционных полномочий [27].

Другие исследователи акцентируют внимание, к при­меру, на взаимосвязи принципа народовластия и сущ­ности судебной власти, понимая под судебной властью предоставление специально уполномоченным органам — судам, в лице судей, присяжных и арбитражных заседа­телей властных полномочий по осуществлению право­судия и других функций, реализуемых в целях защиты конституционного строя, политической и экономиче­ской системы, прав и законных интересов граждан, фи­зических и юридических лиц [28]. В. И. Анишина, давая определение анализируемому феномену, справедливо указывает, что судебная власть есть «особая власть, правовая природа которой такова, что она в различных правовых системах призвана осуществлять одну и ту же функцию — правосудия, защиты прав и свобод чело­века и гражданина, функцию контроля за тем, чтобы государство было ограничено правом в своих властных проявлениях и т. п. [29].

В любом случае, как думается, обосновано мнение о том, что категория «судебная власть», хотя, разумеется, непосредственно исследователем эмпирически не на­блюдается, но и не является чем-то непознаваемым и не­объяснимым, поскольку представляет собой вид госу­дарственно-управленческой деятельности, т. е. принятой обществом особой формой взаимоотношений, в силу ко­торых большинство признает необходимость наличия властных полномочий в руках правящей судебной олигархии и подчиняется ей [30].

При этом, как правило, ученые констатируют наличие следующих атрибутов феномена судебной власти:

  • судебная власть есть частный случай проявления власти вообще, одна из форм публичной государствен­ной власти, средство всеобщей связи для народа, нации;
  • наличие в комплексе властеотношений народа, на­ции, ибо существование судебной власти вне народа, на­ции абсолютно невозможно;
  • приказ субъекта, осуществляющего судебную власть — фактически воли народа в редукции его правительства по отношению к объекту — то есть к этому же народу, в обязательном порядке сопровождается угрозой приме­нения санкции в случае неповиновения;
  •  подчинение народа субъекту, то есть фактически гос­подствующему в нем мнению, есть подчинение воле осу­ществляющего власть субъекта, на практике это подчи­нение суду;
  • наличие правовых норм, устанавливающих, что от­дающий приказы субъект — суд, имеет на это право, а объект — народ — обязан подчинится его приказам [31].

Однако это весьма специфический набор характери­стик, некоторые из них не в полной мере можно назвать типичными или имеющими настолько обобщенный ха­рактер, что их можно рассматривать в качестве одного из основополагающих признаков судебной власти. К примеру, третий и четвертый из названных выше Н. А. Колоколовым признаков правильнее было бы предста­вить как единый признак публичности судебной власти.

Не претендуя на выведении истины в последней ин­станции, попытаемся применить уже упомянутый уни­версальный подход в анализе сущности и природы су­дебной власти с тем, чтобы в концентрированном виде определить понятие её в системе государственно-право­вого механизма управления обществом и рассмотрим комплекс характеризующих судебную власть признаков поподробнее.

Так, многие исследователи32 отмечают в числе первых и важнейших признаков властных институтов государ­ственного механизма наличие его источника, движущей силы, формирующей властеотношения в самом первона­чальном их векторе развития и движения и определяю­щей назначение каждой из её ветвей в конкретно-исто­рический период существования данной человеческой общности. Безусловно, этот источник власти — народ, единственный самоуправляющий и самоуправляемый субъект, являющийся практически основным субстан­циональным элементом государства, важнейшим его признаком (население) [33].

Одновременно наличествует и другая линия связанно­сти судебной власти с народом как её источником — она, как впрочем и другие ветви власти, получает потенциал в виде носителей власти (судей, заседателей) так же из названного источника. Однако при этом источник дает начало этой власти, но не заменяет её, он определяет вектор её движения в интересах общественного разви­тия и наделяет некоторых своих представителей полно­мочиями осуществлять правосудие, но не осуществляет правосудие вместо них. Так что никак нельзя не согла­ситься с М. Н. Марченко, который отмечает, что одним из главных признаков судебной власти можно назвать то, что она неразрывно связана, постоянно относится, но при этом никогда не отождествляется с такими поня­тиями как источник этой власти, с одной стороны, и её носитель — с другой [34].

Отличительной чертой любой легитимной власти яв­ляется наличие официально закрепленного источника. Безусловно, только народ, а не отдельные политические (партии) или иные слои населения (олигархические, аристократические и т. п.), группы, клики или кланы, реально во многих странах, включая современную Россию, формируют и определяют природу и характер государст­венной, в том числе и судебной власти, в течение ряда последних столетий с момента победы великих буржуаз­ных революций и установления господства демократий. В формально-юридическом плане именно народная воля считается первопричиной и первоосновой всего того, что называется государственной властью вообще и су­дебной властью в частности.

Как известно в действующей Конституции Российской Федерации в связи с этим говорится, что «единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ" [35].

Относительно второй составляющей этого признака — носителя судебной власти, здесь мнение ученых расхо­дятся. Одни из них считают, что носителем судебной власти является судебная система36, которая примени­тельно к России характеризуется как «система судов», состоящая из федеральных органов судебной власти (Конституционный Суд Р. Ф., Верховный Суд Р. Ф. и Выс­ший Арбитражный Суд Р. Ф. с входящими в их систему нижестоящими судами общей и арбитражной юрисдик­ции) и органов судебной власти субъектов Российской Федерации (конституционные (уставные) суды субъек­тов и мировые судьи субъектов РФ), «судебные учреж­дения, которые различаются между собой предметной компетенцией и объемом судебной власти, кругом пол­номочий по отношению к отдельным подразделениям са­мой системы» [37].

Другие представители юридической науки называют носителем судебной власти судью, [38] (в некоторых случа­ях осуществляющего правосудие и с другими, непрофес­сиональными носителями судебной власти, в числе ко­торых в современной России можно назвать присяжных и арбитражных заседателей [39]).

Присоединяясь к последнему из изложенных мнений, полагаю, что правильным было бы считать носителем власти судью, поскольку специфика судебной власти та­кова, что властно-распорядительные действия по осуще­ствлению правосудия по конкретным делам от имени го­сударства уполномочены совершать именно судьи. При­чем в подавляющем числе случаев это действия индиви­дуального характера: согласно российскому процессу­альному законодательству и практике судов более 90% дел рассматривается судьями единолично. Соответст­венно, решения принимаются конкретным судьей, а не судом как органом системы судебных учреждений.

Другим важнейшим признаком, подлежащим отраже­нию в определении судебной власти как элемента госу­дарственно-правовой системы необходимо назвать её публично-правовой характер. Хотя многие исследовате­ли отмечают, и с ними нельзя не согласиться, что пуб­лично-правовой характер судебной власти сочетается с частно-правовыми проявлениями её природы, которая проистекает в большей мере из правоприменительной формы её деятельности.

Однако правотолковательный и правотворческий ас­пект деятельности суда в правовой системе во многих современных государствах, в основном, заложен не только на теоретико-дискуссионном уровне, но и посред­ством норм, признающих нормативный (а не индивидуальный) характер актов, принимаемых судебными орга­нами (чаще всего высшими судебными органами). Кон­ституция Российской Федерации прямо указывает на то, что решения Конституционного Суда Российской Феде­рации общеобязательны, то есть фактически имеют юри­дическую силу нормативного акта.

Конечно же, перманентная дискуссия о правотворче­ских функциях судебной власти содержит не только ар­гументированные мнения сторонников этого явления, довольно активны и противники в этом споре.

Эта точка зрения исходит из того, что судейское право­творчество противоречит конституционному принципу разделения государственной власти, вступает в конфликт с правотворческой ветвью власти — законодателем. К чис­лу её приверженцев можно отнести таких известных уче­ных как B. C. Нерсесянц, В. В. Ершов и другие.

Многие правоведы утверждают, что нет необходимо­сти доказывать наличие правотворческой функции, к примеру, конституционных судов [40]. Поскольку их пред­назначение и состоит в конституционной корректировке действующего законодательства. В частности, отмечает­ся, что нормативные правовые акты могут противоре­чить друг другу, иметь пробелы в правовом регулирова­нии различного рода жизненных ситуаций. Поэтому пе­ред судом возникает более сложная задача — вынести единственно правильное (правовое) решение, основыва­ясь на собственной интерпретации, основанной на глу­боком понимании права, его основных принципов и на­чал, его назначении в обществе.

Нормативно-правовое содержание, или закрепление основ судебной власти в позитивном праве является третьим основополагающим признаком судебной власти как элемента государственно-правового механизма.

В Российской Федерации основы организации и дея­тельности судебной власти закреплены в основном зако­не — Конституции Российской Федерации.

Прежде всего, это общие конституционные положе­ния об организации и деятельности государственной власти, в том числе и судебной её составляющей. К этой группе можно отнести конституционные положения, за­крепленные ст. 1,2,4,8,10,11,15,71,72,76,104 и дру­гих статьях Конституции Российской Федерации. Мно­гие исследователи отмечают, что такие основополагаю­щие начала российской государственности как демокра­тизм, суверенность, правовое государство с системой разделения власти, верховенство и прямое действие Конституции Российской Федерации, законность и фе­дерализм, равенство всех перед законом и судом отно­сятся в равной мере и к основам организации и функцио­нирования судебной власти [41]. Названные нормы уста­навливают положение суда в государственной системе: статья 10 провозгласила самостоятельность судебной власти, суды осуществляют государственную власть (ст.П) в демократическом правовом государстве (ст.1) на основе Конституции, законов, общепризнанных прин­ципов и норм международного права (ст. 15). Эти нормы представляют особое значение для формирования стату­са судебной власти, поскольку придают ему основные идеологические направления, определяют смысл и сущ­ность её деятельности, учреждают её место и роль в со­временной государственно-правовой машине.

В более конкретном формате статус судебной власти закреплен в специальной главе 7 Конституции Р. Ф. «Су­дебная власть», касающиеся специфики организации и функционирования судебной составляющей государст­венной власти. В ней закреплены некоторые функции и полномочия, принципы судебной власти, статус высших судов и требования к лицам, претендующим на занятие должности судьи.

В развитие этих норм приняты законы, в которых за­креплена структура учреждений, наделяемых полномо­чиями по осуществлению правосудия в России, статус судьи, правовые основы каждого из видов процессуаль­ной деятельности судьи.


Таким образом, три основополагающих признака су­дебной власти — производность от власти народа, пуб­лично-правовой характер и наличие нормативно-право­вого содержания, как мы полагаем, определяют её ме­сто и роль в государственно-правовой системе любого государства.

Полагаю, что в контексте нашего исследования су­дебную власть можно определить как неотъемлемый элемент государственно-правовой системы, призван­ный реализовать волю народа в сфере разрешения со­циальных конфликтов посредством осуществления правосудия.


Ссылки

1. Кокошкин Ф. Ф. Лекции по общему государственному праву. — М.:"Зерцало», 2004. С. 160.

2. Любашиц В. Я., Мордовцев А. Ю., Мамычев А. Ю. Государственная власть: введение в общую теорию. — Ростов на/Д, 2003. С. 144.

3. Мамут Л. С. О государстве и государственности. Основные концепции права и государства в современной России (по материалам «круглого стола» в Центре теории и истории права и государства ИГП РАН) // Государство и право. 2003. № 5.С15.

4. Мамут Л. С. Государство в ценностном измерении. М: НОРМА, 1998. С. 1

5. Марченко М. Н. Судебное правотворчество и судебное право. — М., Т. К. Велби. 2007. С. 8.

6. Судебная власть/ Под ред. И. Л. Петрухина. — М., 2003. С. 81.

7. Общая теория права и государства/ Под ред. В. В. Лазарева.-М., 1994. С. 284.

8. Фоков А. П. Приоритеты судебной власти в системе разделения властей // Российская академия юридических наук. Научные труды. Вып.2. Т.1. М., 2002. С. 698.

9. Павловский В. Теоретико-правовые основы деятельности судебной власти.// Право и жизнь. 2002. № 50 (7).С.37−38.

10. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства.-СПб.Альфа., 1996. Т.1.С.7.

11. Там же. С. 8.

12. Викторский С. И. Русский уголовный процесс. Учебное пособие. — М.: Городец, 1997. С. 84.

13. Там же. С. 85.

14. См., например: Байтин М. И. Государство и политическая власть. -Саратов, 1972; Витченко A. M. Теоретически проблемы исследования государственной власти. -Саратов, 1982; Кейзеров A. M. Власть и автори­тет. -М., 1973; Чиркин В, Е. Контрольная власть// Госу­дарство и право. 1993. № 4. С.10−19. и др.

15. См., например: Старилов Ю. Н. Судебная власть в России: модель конституционно-правового регулирования// Российское государство и правовая система: Современное развитие, проблемы и перспективы/ Под ред. Ю. Н. Старилова. — Воронеж, 1999.

16. Марченко М. Н. Судебное правотворчество и судейское право. — М., 2007. СП.

17. Там же. С. 12.

18. Самостоятельность и независимость судебной вла­сти Российской Федерации/ Под ред. В. В. Ершова.- М.: Юристъ, 2006.

19. Собрание законодательства Российской Федерации от 6 января 1997 г. N 1 ст. 1

20. Аналогичный перечень характеристик судебной власти приводится в учебнике: Козлова Е. И., Кутафин О. Е. Конституционное право России. — М., 1998. С.473−475.

21. Ржевский В. А., Чепурнова Н. М. Судебная власть в Российской Федерации: конституционные основы организации и деятельности. — М: Юрист, 1998.

22. Терехин В. А. Судебная власть в государственно-правовом механизме обеспечения прав и свобод граждан (вопросы теории и практики). Автореф. дис. канд. юрид. наук. Саратов, 2001. С. 12.

23. Шейфер С. А., Яблоков В. А. Понятие судебной власти и ее функции //Проблемы судебно-правовой ре­формы в России: история и современность. Самара, 1999. С. 192.

24. Судебная власть //Ред. И. Л. Петрухин. М., 2003. С. 7.

25. Воскобитова Л. А. Сущностные характеристики судебной власти, Ставрополь, 2003. С. 75.

26. Вяткин М. Ф. Конституционно-правовое регулирование судебной власти в Российской Федерации. Дис. канд. юрид. наук. — Челябинск, 2004. С. 8.

27. См.: Карпов Д. В. Проблемы конституционно-правового гарантирования правозащитной функции судебной власти в Российской Федерации. Автореф. дис. канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2000. С. 8.

28. Селезнева Н. М. Статус суда в Российской Федера­ции: конституционно-правовые вопросы. Дис. канд. юрид. наук. — Саратов, 2004. С. 32.

29. Анишина В. И. Принципы международного права и судебная власть в Российской Федерации / /Междуна­родно-правовые стандарты в конституционном праве: Сб. науч. тр. Ч. 1. — М., 2006. С. 249.

30. Колоколов Н. А. Судебная власть: о сущем феномена в логосе. М., 2005. С. 101.

31. Колоколов Н. А. Указ. соч. С. 102.

32. Колоколов Н. А. Судебная власть: о сущем феномена в логосе. — М.: И. Г. Юрист, 2005. С.102; Марченко М. Н. Указ. соч. С. 21.

33. Подробнее см.: Проблемы общей теории права и государства. Учебник для вузов. Под общ. ред. B. C. Hepceсянца. -М.НОРМА, 2001.543.

34. Марченко М. Н. Указ. соч. С. 21.

35.Конституция Российской федерации. — М., 2004

36. Марченко М. Н. Указ. соч. С. 21.

37. Кладий Е. В. Судебная власть в системе государственной власти Российской Федерации. Автореф. дисс … канд. юрид. наук.- М., 2002. С. 10.

38. Анишина В. И. Конституционные принципы как основа самостоятельности судебной власти. Дисс. … докт. юрид. наук. — М., 2006. С. 176.

39. Подробнее см.: Клеандров М. И. Статус граждан, участвующих в осуществлении правосудия. — М. 1999.

40. Василевич Г. А. Конституционные аспекты субординации источников права //Конституционное и муниципальное право. 2006. № 2. С. 5.

41. Чепурнова Н. М. Конституционные принципы судебной власти и проблемы формирования судебной системы в субъектах Российской Федерации. — Ростов-на/Д., 1999.

Д.А. Краснов Судебная власть: понятие, основные признаки и другие элементы современного государства //Адвокатская
Палата № 10 октябрь 2009. Стрю 25−30.

Функциональное назначение судебной власти в правовой системе современного государства

от 12.02.2014

В научных юридико-правовых исследованиях функции современного государства неизменно являются предметом пристального внимания и глубокого изучения. При этом к числу функций современного российского государства авторы относят самые разнообразные направления его деятельности. Несмотря на многообразие подходов и решений в этом вопросе, думается что основной и общеопределяющей направленностью государственного механизма представляется функция государства организовать определенные социумы в их развитии и использовать при этом право как инструмент, без которого невозможно регулирование.

Доктрина разделения властей, воспринята большинством из современных демократических прогрессивных государственно-правовых систем, предполагает распределение функций государства между его ветвями, поскольку деятельность каждого из них имеет специфический характер, обусловленный «специализацией» данной власти в системе управления обществом.

Поэтому самоидентификация определенного государственного органа, или (системы органов) как ветви государственной власти возможна лишь в тех случаях, когда этот орган (система органов) обладает функциями, присущими государству как таковому. Поэтому, определяя суд как отдельную ветвь государственной власти, необходимо четко и недвусмысленно определить его функциональное назначение в государственно — правовой системе современного государства. Исследование современной государственно-правовой модели современного государства позволяет утверждать, что судебная власть обладает целым комплексом собственных государственно-властных функций в системе государственной власти, в системе функций государства они обособленны и принадлежат только ей.

Оговоримся сразу, что терминологический спор в данной сфере существенным образом не затрагивает целей нашей статьи. Поэтому, отмечая, что сам термин «функция», неоднозначно воспринимаемый различными представителями правовой науки, в самом общем виде означает для нас основные направления деятельности. Соответственно, мы присоединяемся к сторонникам употребления этого термина в отношении исследуемого нами предмета в назначении основных направлений деятельности судебной власти. При этом придерживаемся мнения о том, что функции судебной власти не только напрямую производны от функций государства, но и в своем содержании базируются на функциях права.

Доктринальные подходы в развитии общественной и правовой мысли последних десятилетий, в основном, сходятся в мнении о том, что сущность государства как политической, властной структуры все более и более приближается к тому, чтобы оно стало действенным и эффективным инструментом преодоления общественных противоречий посредством достижения социального компромисса, повышения роли права как универсального социального регулятора отношений в обществе.

Поскольку государство едино, но властные полномочия распределены между различными системами органов власти, то основное функциональное назначение государства в самом общем виде является и функцией каждой ветви власти, выполняемой собственными, присущими каждой из них средствами. Таким образом, в реализации функционального назначения государства каждая из ветвей власти занимает свое собственное место.

Так, законодательный (представительный) орган государственной власти, выявляя и представляя совокупный интерес населения государства, на его основе создает регулирующий инструмент для регламентации всех возникающих общественных отношений, исполнительная власть проводит его в жизнь.

И в этой системе, как нам представляется, основная нагрузка по «отлаживанию» механизма, разработанного двумя названными ветвями власти, ложится на судебную власть. К примеру, в сложных условиях реформирования российской государственности она обеспечивает такое направление в механизме государства, как разрешение социального и правового конфликта, то есть основная функциональная нагрузка по достижению социального мира в обществе в целом выполняется судом. В самой сущности правосудия как основной функции судебной власти заложена идея разрешения общественных противоречий, достижение социального компромисса на основе права.

Понимание логической государственно-функциональной природы деятельности судебной власти позволяет нам связать теоретический постулат о выделении суда как отдельной ветви государственной власти с объективной потребностью современного государства и общества в такой власти, которая автономно и независимо от политических пристрастий и предпочтений других ветвей государственной власти могла бы осуществлять основополагающие функции государства в соответствии с сущностью и государственными целями достижения и сохранения социального мира правовыми методами, сдерживать другие ветви власти в таковом проявлении их деятельности и контролировать сохранение баланса власти и личности, нахождение самой государственной власти в правовом пространстве.

Вполне справедливо отмечает С. С. Алексеев, что в настоящее время наблюдается смыкание функций государства и права, когда по мере развития цивилизации, демократии и культуры право обогащается и как бы меняется местами с государственной властью, ограничивая и связывая «саму» власть. Его собственные функции призваны обогатить государство глубоким гуманитарным смыслом.

Такое смыкание функций государства и права прежде всего происходит на уровне общесоциального, глобального подхода. Ибо здесь обе эти части государственно-правовой надстройки выполняют единую по сути общесоциальную функцию, заключающуюся в решении задач сохранения конкретного общества, государства и правовой системы. А через это и человеческой цивилизации в целом.

Нельзя не согласиться с этим мнением уважаемого ученого, при этом заметим, что активизации отмеченного явления способствует именно суд как обособленная власть, в функции которой и входит задача разрешения конфликта на основе общего правового стандарта.

Другой известный современный исследователь судебной власти и сущности ее функционального назначения, В. А. Лазарева, утверждает, что к числу функций правового государства относится и судебная защита прав и свобод. При этом функция судебной власти заключается в разрешении возникающих в обществе конфликтов правового характера.

Для того чтобы четко и недвусмысленно понять функциональное назначение судебной власти в государственно-правовой системе правового государства, необходимо обратиться к его органичной связанности с функциональным назначением права в социуме и управлении им.

С.С. Алексеев определил функцию права как юридическое назначение права для тех или иных общественных отношений, основными из которых являются регулярные и охранительные.

В юридической науке регулятивная функция права в самом общем виде определяется существованием позитивных норм, указывающих, что должны делать субъекты права при определенных ситуациях, какие следует выбирать варианты поведения и какие при этом возникают права и обязанности. Тенденции развития правотворчества судов свидетельствуют об участии судов в осуществлении данной функции государства.

Охранительная функция в социальном аспекте — вытеснение правовыми средствами отношений, противоречащих интересам общества. С учетом связи с регулятивной, охранительная характеризуется как функция, направленная на охрану, защиту отношений, являющихся правомерными, установившимися на основе регулятивных правовых норм. Судебная власть выполняет функции именно такого характера, осуществляя правосудие по уголовным, административным, гражданским и иным категориям дел.

Такое понимание функции государства и права приводит нас к выводу о том, что функции судебной власти не только являются частью направлений деятельности государства по организации современного социума (разрешение социальных конфликтов, сохранение социального мира и правопорядка как основное направление деятельности судебной власти). Они также содержательно определяются регулятивной и охранительной функцией права, поскольку функции судебной власти осуществляются исключительно правовыми средствами, в правовом пространстве и направлены на реализацию права в целом.

Конституция или законодательство, к сожалению, не указывают прямо на перечень функций судебной власти. Однако функция правосудия и конституционного судебного контроля прямо закреплены в статьях 118 и 125 Конституции Российской Федерации. Это исключительные функции судебной власти, никакая другая власть или ее отдельные органы или общественные институты не вправе их осуществлять. Конституционно также закреплены некоторые из важнейших форм реализации функции судебного контроля в уголовном судопроизводстве, которые так же принадлежат исключительно суду. Статья 22, к примеру, устанавливает, что арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускается только по судебному решению.

Как уже отмечалось, с признанием в России принципа разделения власти как основополагающего начала организации управления обществом получает серьезные изменения и функциональное назначение судебной власти.

Именно провозглашение суда независимой самостоятельной властью стало условием таких функциональных изменений, как приобретение судом контрольных функций. Ведь именно контрольные функции судов, судебного конституционного контроля, судебного административного контроля позволяют судебной власти занять соответствующее место в системе государственной власти. Также судебная власть приобрела важнейшую функцию — общеобязательного толкования норм Конституции Р. Ф. как нормативного акта, имеющего высшую юридическую силу в отечественной правовой системе.

Однако некоторые функции судебной власти, будучи довольно важными, к примеру, в советский период, постепенно утрачивают свои позиции. Так, нельзя не выразить сожаление по поводу постепенной утраты правосудием воспитательной и профилактической функции, функции предупреждения правонарушений и преступлений. Отчасти это обусловлено изменением характера судопроизводства в целом и изменением задач и практики судебной деятельности.

Конечные же цели построения правового государства и эффективной судебной власти в его механизме, высокого уровня правовой культуры общества обязывают нас обратиться к названным функциональным изменениям с позиций критики. Полагаю, что и ученым-правоведам и практикам следует обратить внимание на необходимость возрождения, развития этих функций судебной власти в современный период.

Судебная власть выполняет и другие функции в государственно-правовой системе Российской Федерации. К примеру, М. Р. Чарыев относит к ним правосудие, судебный контроль, конституционный контроль, толкование Конституции Р. Ф. (основные) и судебный надзор, воспитательную функцию, функцию предупреждения правонарушений, выступление с законодательной инициативой, обобщение судебной статистики и др. (вспомогательные).

Другие авторы определяют круг функций судебной власти иначе, но все исследователи выделяют те направления деятельности, которые представляют собой исключительные прерогативы судебной власти.

Функции как основные направления деятельности судебной власти обуславливают состав ее полномочий в системе государственно-властного механизма, обозначают основные направления ее деятельности и подтверждают, что суд не только провозглашен, но и является отдельной, самостоятельной ветвью государственной власти.

© Д. А. Краснов Функциональное назначение судебной власти в правовой системе современного государства // Ученые
труды Российской Академии Адвокатуры и Нотариата. № 6 2008. Стр. 42−46.

Место и роль судебной власти в государственно-правовой системе: научная доктрина и практика

от 08.10.2013

Формирование новых устоев российской государственности в последние полтора десятилетия годы, связанные с переходом от социалистической к демократической системе управления обществом, вызвали к жизни потребность в глубоких и серьезных исследованиях в сфере осуществления государственной власти и судебной власти, в том числе.

Поскольку в рамках общего реформирования системы государственного управления в России провозглашены новые ценности правового гуманистического характера, предприняты попытки создания реальных механизмов, которые были бы способны не допустить узурпации власти и использования её в тоталитарном либо олигархическом формате, влекущем нарушение прав и свобод, произвольное распоряжение ресурсами и будущностью миллионов россиян. Один из основных механизмов в этой системе механизмов властвования — разделение власти между тремя ее ветвями — законодательной, исполнительной и судебной.

Конституция Российской Федерации 1993 года впервые в российской истории закрепила как государство образующий принцип разделения власти и провозгласила самостоятельность органов из трех ветвей власти. Статья 10 определила: «Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны».

Соответственно, российская правовая наука, разрабатывая и обосновывая модель российской государственности, во главу угла ставит принцип разделения властей. Поэтому учитывая его конституционное закрепление и нормативное воплощение в действующем законодательстве, регламентирующем организацию и деятельность органов государственной власти, можно с уверенностью утверждать, что доктрина разделения властей в российской государственности является официально признанной в современной отечественной науке и практике.

Как известно, начало этой доктрины положено в трудах известнейших ученых прошлого и современности. Еще древнегреческий мыслитель Аристотель своей книге «Политика» писал: «Там, где отсутствует власть закона, нет места и форме государственного строя». Государственно-правовые институты древней Греции и Рима оказали заметное влияние на становление и развитие более поздних прогрессивных учений о правовом государстве и системе разделения властей в нем.

Позднее, в период разложения феодализма, идеи правового государства наиболее активно пропагандировали прогрессивные мыслители того времени: Н. Макиавелли, Ж. Боден и другие. Исключительно важным для них было доказать преимущества республики с разделением властей перед другими формами государства. При этом главным принципом и назначением всего государственного аппарата они провозглашали обеспечение прав и свобод граждан.

Новый виток в развитии идей государственности с разделением власти и системой сдержек и противовесов наблюдается в период ранних буржуазных революций. В развитие концепции разделения властей на этом этапе значительный вклад внесли Г. Гроций, Б. Спиноза. Г. Гобс, Дж. Локк, Ш.-Л. Монтескье, Д. Дидро, Т. Джефферсон.

Если рассматривать значимость тех или иных доктринальных трудов в обосновании и развитии названной системы, то одним из первых научных трудов, в котором наиболее подробно обосновывалась концепция разделения властей, можно считать работу Дж. Локка, который утверждал, что главная угроза свободы состоит в неразделенности власти, в ее сосредоточение в руках абсолютного монарха, самостоятельно устанавливающего законы и принуждающего к их исполнению. Мыслитель полагал, что власть по принятию законов и власть, но их исполнению должны быть разделены, при этом законодательная власть образует «первую ветвь власти».

Интересно заметить, что на первых этапах становления доктрины разделения властей судебная власть практически не рассматривалась в качестве отдельного элемента в системе ветвей государственной власти как равноценная составляющая управленческого механизма наравне с законодателем и правителем (управленец, исполнитель законов).

Наиболее приближенной к современному пониманию теория разделения властей становится уже в начале восемнадцатого века, когда в трудах известного французского мыслителя Ш.-Л. Монтескье получают оформление её идеи в наиболее четком и практически реализуемом виде. Ш.-Л. Монтескье еще в 1721 году в своих «Персидских письмах» в сатирической форме осуждал неограниченную монархию во Франции и писал о необходимости создания специального государственно-властного механизма, направленного на ее ограничение. Как известно, в 1748 году Ш.-Л. Монтескье публикует свой знаменитый труд «О духе законов», работа над которым шла около 20 лет. Именно в этом труде известный французский мыслитель помимо критики абсолютизма он противопоставляет этой форме государственного правления республиканское государственное устройство с разделением властей.

Обосновывая предлагаемую систему управления обществом, мыслитель делит власть на три ветви: законодательную, исполнительную, судебную, которые должны были бы уравновешивать друг друга, не допускать бесконтрольных действий каждой из них.

«Чтобы не было возможности злоупотреблять властью, необходим такой порядок вещей, при котором различные власти могли бы взаимно сдерживать друг-друга… Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет, т. к. можно опасаться, что монарх или сенат будет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их… Не будет свободы…, если судебная не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать угнетателем».

Можно с известной долей уверенности утверждать, что в названном фундаментальном научном труде практически впервые суд выделяется как отдельный, самостоятельный и независимый орган государственной власти и обосновывается необходимость его полного отделения от других ветвей власти. Совершенно очевидно, что мыслитель совершенно однозначно пришел к выводу о том, что в системе разделения власти должна быть такая ветвь, которая имела бы полномочия контрольного характера в отношении других ветвей и она при таких условиях, конечно же, должна быть равной по статусу, равноправной по своему потенциалу с другими ветвями государственной власти.

Полагаем, что в названном исследовании нельзя не увидеть четких контуров системы, в которой суд занимает в государственно-правовой системе место равное с властью, устанавливающей для социума правила поведения (законодатель) и властью, призванной исполнить эти предписания законодателя (исполнительная власть, администрация).

Нельзя абстрагироваться от того, что первичным посылом этой идеи была мысль о том, что суд должен применять закон, написанный парламентом к конкретным жизненным случаям. При этом недопустимо суду самому создавать закон для определенного случая, ибо это может привести к произволу. Поэтому современные дискуссии о судебном правотворчестве и нормотворчестве должны, безусловно, всегда принимать во внимание все аспекты доктрины разделения власти, в том числе и ее несомненный ценностный ориентир на исключение возможности дублирования полномочий друг друга различными ветвями власти и их взаимодействие в рамках системы сдержек и противовесов.

Таким образом, идея разделения власти, выдвинутая и обоснованная величайшими умами человечества, поставила суд в один ряд с законодателем и исполнительной властью и придала её полномочиям государственно-властный характер в системе управления обществом.

Однако теоретическое обоснование и практическая реализации в системе управления обществом отдельных государств — совершенно различные по своей правовой природе задачи. Практическое внедрение в систему управления обществом эта система получает лишь в конце восемнадцатого века. Так, исторически считается, что в полной мере доктрина разделения властей была впервые реализована в Соединенных Штатах Америки, после принятия Конституции 1787 года.

Западные государства оказались в большей мере приверженцами системы разделения власти и построения системы судебной власти, способной выступать в качестве полноценного элемента государственно-властного механизма управления обществом. Практически все современные государства, считающиеся прогрессивными и демократическими, восприняли идею разделения власти и утверждения суда в качестве отдельного качественно равноценного другим элемента государственно-властного аппарата. Восточные государства, в большей мере придерживающие традиционного взгляда на управление общественными отношениями значительно дольше (а некоторые и до сих пор) практиковали систему единовластия и принадлежности власти либо наследственным монархиям, либо единой системе органов (Советы, например).

Россия как традиционный приверженец единовластия подошла к окончательной готовности введения такой системы управления обществом лишь в конце двадцатого века. Однако это не означает, что прогрессивные идеи государственного устройства были вовсе далеки от нашей страны.

Наша страна традиционно славилась виднейшими умами человечества, в сфере управления обществом и построения государственности также нельзя не отметить блестящих исследователей, мыслителей и государственников прошлого и настоящего.

Так, утверждение доктрины разделения властей посредством приверженности идее правового государства происходило и в политико-правовой мысли российского общества прошлых веков. Блестящий представитель русской юридической школы М. М. Сперанский в 1803 году предложил проект преобразований российской государственности и обнародовал его в работе «Записка об устройстве правительственных и судебных учреждений в России», где предложил при Сенате создать законодательный, исполнительный и судный органы.

«Не имея собственной «силы» эти учреждения вес же могли бы помешать самодержцу обратить свою волю ко злу." — основная мысль доклада. Затем М. М. Сперанский разрабатывает и предлагает проект конституции 1809 года, основным постулатом государственного устройства в котором вновь выдвигает идею разделения власти: «Три силы движут и управляют государством: сила законодательная, исполнительная и судная. Начало и конец сих сил народ: ибо он не что другое суть, как нравственная и физическая сила людей в отношении к общежитию».

Идеи разделения власти и введения в качестве элемента государственного управления судебной власти были развиты в трудах Писарева, Герцена, Чернышевского, Радищева, Пестеля, Муравьева и других видных деятелей российской науки и государственности.

Некую теоретическую завершенность русская концепция правового государства получила в произведениях известных русских правоведов и философов конца девятнадцатого - начала двадцатого века: Котляревского, Новгородцева, Муромцева, Гессена, Шершеневича, Чичерина, Бердяева.

Так, Б. Л. Кистяковский по этому поводу писал: «В конституционном государстве власть приобретает правовой характер. Основной признак правового государства заключается в том, что в нем власти положены известные границы, что она ограничена и подзаконна. Иной воли, нежели выраженной в правовых актах для государства нет».

Русские ученые внесли довольно значимый вклад в развитие идей правового государства и многие из них рассматривали в качестве основополагающей идею разделения властей с формированием в качестве отдельного элемента государственно-властного аппарата сильной и независимой судебной власти.

Тесно связанной и вытекающей из доктрины разделения властей является идея самостоятельности и равенства провозглашаемых в государственной системе законодательной, исполнительной и судебной властей. Как отмечено выше, самостоятельность и независимость суда как властного института утверждается в доктрине разделения властей в период её окончательного формирования. Эта идея получает развитие и утверждение в русской политико-правовой мысли XVIII—XIX веков.

«Отделение судебной власти от других властей, её независимость от них, является логически необходимым следствием своеобразного характера судебной функции по сравнению с функцией законодательной и административной" — пишет В. М. Гессен в своей работе того времени. Огромное количество проектов реформирования суда, составленных и обоснованных видными учеными того времени, свидетельствуют об осознании научной мыслью несомненной важности и значимости данной идеи для государственности России.

Место и роль судебной власти выводились из природы суда, соотношения его полномочий с другими властями и, прежде всего, высшей самодержавной властью. Главные из них состояли в следующем: по существу своей функции, судебная власть должна быть отделена от законодательной, поэтому судебные учреждения обязаны решать подлежащие их ведению дела по точному разуму законов; в случае их неполноты, неясности, недостатка или противоречия они обязаны основывать свое решение на общем смысле законов. Отнюдь не останавливая рассмотрения дел для их направления в законодательном порядке.

Отделение судебных функций от административных вытекает из их существа, отмечает исследователь. Основания и интересы юстиции имеют постоянное значение и стремятся к единству руководящей идеи, с другой стороны, основания и интересы администрации в высшей степени разнообразны и изменчивы: если там все решается неизменным правом, то здесь, прежде всего, необходимо принимать во внимание пользу и потребность интереса общественного, необходимые условия общей экономии.

Суд имеет право действовать только тогда, когда к нему взывают с просьбою. Самостоятельная деятельность всегда принадлежит администрации.

Администрация требует от управляемых исполнения закона; она предупреждает нарушения законного порядка, а суд восстанавливает порядок, уже нарушенный, и определяет последствия его нарушения. При соединении администрации и суда в одних руках ничто не представляет ручательства в том, что каждая из них будет держаться в её естественных пределах. Поэтому решения административных властей по делам судебным всегда внушают к себе недоверие.

Всякое подчинение судебного места лицу или месту правительственному ослабляя высокое значение суда ограничивает право его применять законы «беспристрастно, несмотря на лица и не внимая ничьим требованиям и предложениям».

Самостоятельность судей одно из надежных ручательств в правильном отправлении правосудия и потому одно из главных условий хорошего судоустройства. Судья только тогда и может соответствовать своему назначению и пользоваться доверием общества, когда он поставлен в положение независимое; не может иметь никакого непосредственного начальника, который был бы вправе судить и аттестовывать о заслугах его в употреблении этой, переданной ему свыше власти.

«Суд, как необходимый в государстве орган правосудия, может достигнуть истинного своего назначения в том только случае, когда если он пользуется общим в государстве доверием: это доверие необходимо как самая твердая опора правительства, как основное условие общего в государстве спокойствия», — отмечает В. М. Гессен.

Идея государственно-правовой природы суда развивается и в механизме его взаимодействия с другими властями в контрольно-надзорном порядке. В. М. Гессен пишет о необходимости введения административной юстиции, полномочной разрешать дела об обжаловании действий и актов других ветвей власти: «Не только в сфере гражданского оборота, но и в области публичного права возможен спор о праве — спор между властью и гражданином. И так же как всякий вообще спор о праве — спор о публичном праве подлежит разрешению суда. В правовом государстве и в области публичного права индивид вооружен не только правом жалобы по начальству, но и правом судебного иска…

По характеру своей функции административная юстиция принципиально отлична от активной администрации; между ними проходит грань которая отделяет вообще администрацию от суда. В существовании независимой административной юстиции — важнейшая гарантия неприкосновенности субъективных прав».

Другой известный русский правовед С. Л. Муромцев продвигает ещё глубже идею государственно-правового статуса суда, определяя его равенство с законодателем в системе общественного регулирования. Он, в частности, считал, что «…в здоровой государственной жизни суд творит так же, как и законодатель, только при помощи иных приемов. Суд озабочен применением закона, который сохраняет свои корни в юридической совести общества, но он столько же озабочен видоизменением закона, когда этот последний перестал уже казаться справедливым. Судья- законодатель, судья-проводник в жизнь тех начал, которые сознание общества объявляет справедливыми и естественными.».

Важность для общества названной идеи состоит в том, что «…независимость суда организует государственную жизнь, скрепляет её составные элементы, противодействует разрушительным тенденциям партийной, классовой, национальной борьбы», отмечал В. М. Гессен. И завершая свою работу, он писал: «последующим поколениям Судебные Уставы завещали истину, которой не изгладят ни никакие превратности судьбы: мощь государства — в независимости суда».

Указанные идеи формируют целостное и последовательное доктринальное представление о месте и роли судебной власти как отдельного, равноценного другим элемента государственно-правового механизма, что получает нормативное закрепление в Уставах Гражданского и Уголовного Судопроизводства 1864 года, которыми впервые в российской истории законодательно Верховная власть была полностью устранена от всякого участия в отправлении правосудия: жалобы на решения сената ни в коем случае не допускаются и не могут быть решаемы никем.

Дальнейшее развитие российской истории прервало движение в науки и практики в заданном направлении, идея разделения властей не была разработана и реализована в полной мере в российской науке и государственности прошлых веков, так и не сформировавшись в официальную государственно-правовую доктрину в советский период государственности.

Однако современное государственно-правовое устройство подтверждает, что, изложенная выше идея была воспринята в конституционной модели организации государственной власти в России конца XX- начала XXI века, ее научно-практическая модель в российской государственности активно разрабатывается современными учеными и практиками.

Доклад. «Обуздание подростковой преступности: советский опыт 1970-х гг. для современной России»

Исторический контекст

В современной России проблема обуздания преступности среди несовершеннолетних выходит на первый план. Задача стоит непростая: одновременно реформировать правоохранительную систему (в этом плане широко обсуждается вопрос о введении ювенальной юстиции), а также привлечь широкие слои общественности к решению детских проблем, в том числе в плане профилактики молодежной преступности.

Но как именно организовать взаимодействие органов юстиции с общественными институтами, какие механизмы и способы могут быть здесь действенными и эффективными? На наш взгляд, при решении ответов на поставленные вопросы немаловажно изучать и творчески перерабатывать уже накопленный международный и отечественный опыт, в том числе в рамках позднего СССР. Недостатки разработки современного законодательства заключаются в слабой исторической экспертизе, в недостаточной опоре на исторический материал, в результате чего мы порою продолжаем «наступать на те же грабли».

С точки зрения опыта борьбы с подростковой преступностью особый интерес, на наш взгляд, представляет период начала 1970-х гг. В контексте задач 3-й Программы КПСС (1961) состояние преступности среди несовершеннолетних вызывало тревогу и оказалось предметом особого внимания со стороны властей. Принятое в 1960 г. новое, более «либеральное» по сравнению с предыдущим законодательство с 1970-х гг. уже начало в полной мере работать. Помимо буквы закона, сложилась определенная практика его применения, которая до сих пор не изучена. Важно также подчеркнуть, что в этот период начинается систематический сбор и изучение статистических данных по преступности в СССР в целом, и по молодежной преступности в частности. Это сказалось на репрезентативности современной источниковой базы.

Согласно официальной советской статистике, в конце 1950-х наблюдалась тенденция к снижению преступности, в том числе и подростковой. Задача закрепления этой тенденции увязывалась руководством страны с реформированием сталинской «репрессивной» юстиции в сторону ее «либерализации», с акцентом на профилактику преступности и максимального задействования общественно-воспитательных возможностей советского общества. В 1960 г. принимаются новые общесоюзные Основы уголовного законодательства и уголовный кодекс РСФСР, ориентированные одновременно на десталинизацию и на намеченный руководством страны переход к коммунизму.

Ставка делалось на постепенный перенос центра тяжести борьбы с преступностью с правоохранительной системы и мер принуждения — на сознательность большинства советских граждан и меры общественного контроля и воздействия на нарушителей. В этом смысле новое законодательство в известном смысле опережало свое время. Оно принималось в чем-то «на вырост», исходя из идеальных представлений о человеке.

«Либеральное» законодательство впервые в такой степени дифференцировало меры воздействия на оступившихся подростков. В частности, оно инициировало и предусматривало широкие возможности освобождения от уголовной ответственности в связи с применением мер общественного воздействия. В идеале, как видно из источников, речь шла об индивидуальном подходе к провинившемуся, с учетом его возраста, биографии, среды и родителей, характера нарушения и проч.

Для того времени это был безусловно прогрессивный эксперимент, привлекательный, но и не менее сложный с точки зрения практической реализации. Для решения проблем подростковой преступности планировалось задействовать все государственные и общественные силы и возможности. Ставка делалась на то, что проблему будут решать «всем миром». Однако на практике начался параллелизм в работе, в результате чего оказывалось, что «у семи нянек дитя без глаза». В 1970-е гг. центр тяжести сместился в сторону координации деятельности государственных и общественных институтов, отвечавших за борьбу с подростковой преступностью.

Однако единого координационного центра, который бы получил всю полноту ответственности по решению проблем подростковой преступности, так и не было создано.

Как видно из документов, в целом к началу 1970-х гг. ситуация сложилась крайне неоднозначная. Если в одних случаях и в отдельных регионах были достигнуты определенные успехи, то в других общественный контроль за оступившимися подростками, а также взаимодействие государственных и общественных институтов носили формальный характер. А это приводило порою к обратному результату.

Многое также упиралось в человеческий фактор. К примеру, законодательство можно было изменить в одночасье, однако «либерализовать» привычки, представления и отношение людей, работавших в милиции, судах, прокуратуре, в одночасье было невозможно. Между тем, как следует из документов, именно от воспитанных в прежней системе сотрудников во многом зависела правоприменительная практике. Тем самым на деле новое «либеральное» законодательство опосредовалось целым рядом факторов и обстоятельств.

Но возникал и другой, не менее важный вопрос: а было ли в полной мере готово советское общество к такого рода либерализации законодательства? Не воспринималось ли это, по крайней мере, частью граждан как проявление слабости государства? Не давала ли переориентация с репрессивных мер на меры убеждения и воспитания слишком много лазеек для того, чтобы в конечном счете избегать наказания? И не вело ли это к усилению чувства вседозволенности среди части граждан?

Подобные опасения, судя по всему, оказались не напрасными. Как видно из источников, либерализация законодательства повлекла за собой не сокращение, как ожидалось, а рост преступности. Так, согласно официальным данным, рост общеуголовной преступности в СССР с 1961 по 1990 гг. составил 370%. Доля преступности несовершеннолетних в период с 1960—1986 колебалась от 10 до 12% в год, а с 1986 по 1990 она выросла до 16%. При этом в 1960-е гг. среднегодовой прирост преступности в СССР составлял 1,3%, а в 1970-е гг. уже 3,6%. Преступность несовершеннолетних росла параллельно со взрослой. Это подтверждается и обнаруженными нами архивными документами Минюста РСФСР, согласно которым молодежная преступность в 1973—1975 году росла на 8−10% в год

Рост подростковой преступности не был секретом для руководства правоохранительных органов и партийных инстанций. Министерство юстиции РСФСР, Комиссия по делам несовершеннолетних при Совете Министров РСФСР с 1971 по 1975 гг. провели ряд комплексных обследований и проверок, направленных на установление причин и условий, способствовавших росту преступности в молодежной среде.

Результатами стали сохранившиеся в фонде Минюста РСФСР в ГАРФ аналитические записки и письма — рекомендации по устранению негативных явлений. В них ситуация характеризовалась достаточно откровенно и объективно, приводилось много конкретных примеров. Однако выводы зачастую не выходили за рамки общих идеологических установок тех лет. Тем не менее, эти источники являются крайне информативными для изучения советского прошлого, а также актуальными и поучительными для сегодняшнего дня.

Аналитическая записка Минюста РСФСР 1975 г. и ее последствия

Особый интерес представляет аналитическая записка «О работе органов юстиции и судов по предупреждению фактов вовлечения несовершеннолетних в преступную или иную антиобщественную деятельность», подготовленная в 1975 г. Управлением судебных органов МЮ РСФСР для руководителей министерства. В ней отмечалось, что удельный вес несовершеннолетних среди всех осужденных в 1975 г. являлся самым высоким за последние 5 лет.

При этом значительное число преступлений было совершено несовершеннолетними под влиянием взрослых."В 1973—1974 гг. из числа осужденных подростков каждый четвертый, а за такие опасные преступления как разбой, грабеж, изнасилование и хулиганство — каждый третий, совершили преступления в группе с участием взрослых, причем групповая преступность имела тенденцию к росту; в 1974 г число преступлений, совершенных подростками совместно со взрослыми, увеличилось против 1973 г. на 12,3%", — отмечалось в записке. Это означало, что специфические проблемы молодежной преступности при всем желании не могут эффективно решаться вне общей ситуации в обществе и во «взрослой» преступной среде.

Ознакомившись с вышеуказанной запиской, руководство Министерства юстиции РСФСР направило в нижестоящие органы юстиции и суды РСФСР письмо от 09 сентября 1975 г. В нем приводились недостатки, указанные в аналитической записке, а также предлагались конкретные меры по их устранению. Какие же направления деятельности по совершенствованию борьбы с преступностью несовершеннолетних были выделены Минюстом в качестве приоритетных?

Судебная система

Министерство юстиции указало на то, что суды редко используют предусмотренную новым законодательством возможность передавать условно осужденных подростков на перевоспитание трудовым коллективам и общественным воспитателям. Согласно письму, «на перевоспитание трудовым коллективам передается лишь 6−8% осужденных условно подростков, а переданы общественным воспитателям лишь единицы»

Помимо этого, министерство обратило внимание на то, что суды допускают грубейшие ошибки процессуального и материального права при рассмотрении дел несовершеннолетних. С высоты Минюста причины виделись в ослаблении контроля и требовательности к судьям, а также в недостаточной работе по разъяснению им новых возможностей законодательства, в слабом распространении положительного опыта. Но если это так, то можно было ставить вопрос о профессионализме судейского корпуса, о нежелании судей перестраиваться или даже об известном противодействии с их стороны. Естественно, ничего подобного в документе 1975 г. не говорилось.

В дополнении к вышеуказанному письму была подготовлена записка министра юстиции РСФСР Блинова от марта 1975 г., адресованная в Президиум Верховного Совета РСФСР. В ней, пытаясь заручиться поддержкой руководства республики, министр обратил внимание на еще одну важную проблему — необходимость следования предусмотренной законом специализации судей и народных заседателей. Блинов настаивал на том, чтобы судьями, рассматривающими дела несовершеннолетних, назначались на постоянной основе наиболее опытные профессионалы, а народными заседателями — профессиональные педагоги, воспитатели, лучшие производственники. С высоты сегодняшнего дня эту меру можно назвать первым шагом к созданию в СССР ювенальной юстиции.

Не скрывая недостатки в подведомственной ему системе, министр откровенно информировал Президиум В. С. РСФСР о том, что суды редко пользуются своими полномочиями, предоставленными законом, чтобы не ограничиваться рассмотрением конкретного уголовного дела, а влиять на ситуацию вне зала заседания. В частности, они слабо реагируют на невыполнение родителями своих обязанностей, на недостатки воспитательной работы школ, ПТУ, предприятий и организаций. Более того, оказалось, что суды формально исследуют причины и условия, способствующие совершению подростками преступлений, не всегда выносят определения по их устранению, слабо контролируют исполнение определений, что влечет за собой рост рецидивной и обычной преступности.

Министр также сообщал, что суды редко наказывают лиц, вовлекающих подростков в совершение преступлений. В целом по РФ «количество выявленных взрослых организаторов и подстрекателей составляет лишь третью часть от числа, осужденных за преступления, совершенные вместе с подростками». Причем, зачастую «наказание взрослым подстрекателям и организаторам назначается судами менее суровое, чем несовершеннолетнему преступнику». Из этого документа можно сделать два вывода. Во-первых, что министр весьма широко трактовал функции судей, призывая их не ограничиваться рассмотрением материалов уголовных дел по существу, а выходить за их рамки, заниматься профилактической работой и проч. Во-вторых, судя по обращению министра в ВС, новые требования не всегда встречали понимание со стороны судей. Это был вопрос не только привычки, но и возросшей нагрузки.

Комиссии по делам несовершеннолетних

Наряду с судами, особая роль в борьбе с подростковой преступностью возлагалась на разветвленную систему региональных комиссий по делам несовершеннолетних при местных Советах во главе с Комиссией по делам несовершеннолетних при Совете Министров РСФСР. В фонде Минюста РСФСР в числе прочих сохранилась записка Комиссии по делам несовершеннолетних при СМ РСФСР о состоянии и мерах по усилению борьбы с преступностью несовершеннолетних. Из содержания документа следует, что комиссии координировали всю профилактическую деятельность местных правоохранительных органов и культурно-просветительных и воспитательных учреждений в отношении как всей молодежи, так и «трудных подростков». При этом центр тяжести профилактики лежал в области «формирования коммунистической нравственности и повышения правовой культуры».

На бумаге все обстояло неплохо. Контроль за трудными подростками осуществлялся со всех сторон. Но на практике ситуация выглядела не столь радужной, поскольку многие меры зачастую принимались формально, «для галочки». Из 250 тыс. подростков, состоявших к 1975 г. в России на учете в комиссиях по делам несовершеннолетних, в категорию «трудных» попали более 75 тыс. чел., то есть, примерно одна треть. К ним требовался особый подход и особый контроль, но, как видно из записки, многие из «трудных» не имели ни положенных шефов, ни общественных воспитателей. Более того, многие из них были предоставлены сами себе: «15,6% несовершеннолетних правонарушителей не занимались общественно полезным трудом и не учились». По терминологии тех лет, это называлось «паразитическим существованием». Комиссия по делам несовершеннолетних при Совете Министров РСФСР нацеливала местные комиссии на проведение индивидуальной работы с трудными подростками, причем для этого планировалось привлекать лучших производственников, активистов-общественников, студентов педагогических вузов и других учебных заведений.

Особая надежда возлагалась на формирование института общественных воспитателей, которых предполагалось персонально прикреплять к трудным подросткам. Но многое опять-таки упиралось в конкретных людей: кто-то будет «вытаскивать» подопечного из полукриминальной среды, а другой «махнет рукой». Эффект, как правило, достигался в том случае, если общественный воспитатель неформально подходил к делу. Об этих вопросах шла речь и в письме Министра юстиции РСФСР — председателю Комиссии по делам совершеннолетних при Совмине РСФСР от 17 мая 1973 г., озаглавленном «О недостатках в работе комиссий по делам несовершеннолетних с общественными воспитателями». В критическом тоне в нем констатировалось, что, невзирая на значительное число безнадзорных подростков, многие комиссии по делам несовершеннолетних не проводят должным образом профилактику молодежной преступности, не помогают родителям в воспитании «трудных» детей, не назначают им в помощь общественных воспитателей и т. д.

Имелись факты, когда общественные воспитатели не назначались Комиссиями даже тогда, когда их назначение подросткам, совершившим преступление и осужденным условно, было признано необходимым по приговору суда. Или же, напротив, комиссии по делам несовершеннолетних назначали общественным воспитателем гражданина «насильно», невзирая на его нежелание принять на себя эти обязанности. Порою вопросы о назначении воспитателя решались заочно, без приглашения на заседание комиссии ни самих подростков или их родителей, ни намеченных воспитателей. Особенно много проблем возникало при переезде состоявших на учете подростков на новое место жительства. Серьезные недостатки имелись в организации контроля за деятельностью общественных воспитателей и поведением переданных под их контроль подростков.

Семейные проблемы

Изучая причины роста детской преступности в начале 1970-х гг., Министерство юстиции РСФСР признало одним из основных факторов неблагополучия — рост «взрослых» и семейных проблем в обществе, ведущих к безнадзорности подростков (алкоголизм, разводы, невыполнение родителями обязанностей по воспитанию детей, насилие в семье и др.) Беспокойство вызывала коррозия семьи как основной ячейки общества, увеличение числа детей, рожденных вне брака и воспитывавшихся только одним родителем (как правило, матерью).

За период с 1954 по 1974 гг. количество разводов выросло в России в 8 раз и составило 319 на каждую тысячу браков, причем половина распавшихся семей имели детей. Помимо этого, несколько тысяч человек ежегодно лишались родительских прав в судебном порядке. Вследствие этих причин общее число российских подростков, имевших одного родителя, составило к середине 1970-х гг. несколько миллионов человек. Ситуация усугублялась тем, что после развода ушедшие из семьи родители зачастую переставали участвовать в воспитании детей и помогать им материально в добровольном порядке. Так, в 1974 г. с 323 тыс. родителей были взысканы алименты по суду, а 12 тыс. чел. были привлечены к уголовной ответственности как злостные неплательщики алиментов.

Неудивительно, что в неблагополучных и неполных семьях по статистике было больше трудных детей. Согласно данным Комиссии по делам несовершеннолетних при СМ РСФСР, только по России «в 1974 году в детские комнаты милиции, за совершение мелких краж, хулиганство, бродяжничество и др. правонарушения были доставлены 282 тыс. подростков (до 18 лет), или на 7 тысяч больше, чем в 1973 г. На учете в органах милиции состояло 260 тыс. несовершеннолетних правонарушителей, причем каждый третий из них воспитывался с одним родителем. Ежегодно количество таких семей увеличивалось».

Статистика начала 1970-х гг. свидетельствовала о том, что почти половина правонарушений в РСФСР совершалась подростками, находящимися в состоянии алкогольного опьянения. В архивных документах имеются сведения о том, что в приобщении детей к алкоголю во многих случаях повинны их родители-алкоголики. Органами милиции было взято на учет 108 тыс. таких семей, с которыми предполагалось проводить соответствующую работу.

Из документов видно, что государство видело недостаточную эффективность своей деятельности в этом направлении и настаивало на расширении своих контролирующих и регулирующих полномочий. В частности, Комиссия по делам несовершеннолетних при Совете Министров РСФСР лоббировала внесение изменений в законодательство об усилении ответственности родителей за уклонение от обязанностей по воспитанию и содержанию детей, а также выступала за расширение практики изъятия детей из неблагополучных семей в детдома. Понятно, что при этом вопрос о пределах вторжения в личную и семейную жизнь не поднимался.

Воспитательная и профилактическая работа с разными категориями молодежи

По сравнению со школьниками учащиеся ПТУ и работающие подростки всегда рассматривались как более «неблагополучный» контингент молодежи. Однако, как видно из архивных документов, к середине 1970-х гг. эта тенденция «сглаживалась» настолько, что по удельному весу «трудных» в общей численности школьники быстро «догоняли» учащихся ПТУ. По данным Комиссии по делам несовершеннолетних при Совете Министров РСФСР, в середине 1970-х гг. «учащейся молодежью совершалось 43,9% всех преступлений несовершеннолетних, причем учащиеся общеобразовательных школ составляют 46% прироста несовершеннолетних преступников» (xvi).

Изменение положения дел в немалой степени было вызвано курсом на обязательное среднее образование, когда нежелающих учиться подростков тянули в следующий класс «за уши». «Второгодничество», по признанию педагогов, превратилось в это время в массовую проблему. Достаточно сказать, что по официальным данным в 1973 г. в РСФСР было 194 тыс. «второгодников». Неудивительно, что среди «второгодников» из числа учащихся общеобразовательных школ оказалось больше всего правонарушителей."Педагогическими коллективами РСФСР была осуществлена обширная программа практических мер по ликвидации массового второгодничества", — говорилось в одном из документов, сохранившемся в фонде Минюста РСФСР. Однако существенных результатов эти программы дать не могли. Неудивительно, что по данным Минюста в ряде областей РСФСР рост преступности в среде учащихся подростков произошел в это время наполовину или полностью именно за счет «второгодников».

Большая надежда в это время возлагалась на правовое просвещение школьников. В частности, в 1973−74 учебном году в нескольких сот школ ряда регионов РСФСР начался эксперимент по изучению нового курса «Основы Советского государства и права». А с сентября 1975 г. этот предмет стал обязательным и повсеместным.

Неблагополучной оставалась в это время и ситуация среди учащихся ПТУ. По запросу Президиума Верховного Совета РСФСР в августе 1971 г. Министерство юстиции РСФСР подготовило справку о правонарушениях, совершаемых учащимися ПТУ. Согласно этим данным пэтэушники, в зависимости от региона РСФСР, составляли от 21 до 30% всех подростков, осужденных в судебном порядке. Но по некоторым видам преступлений, например, по хулиганству и хищению личного имущества, этот процент был еще выше.

Высокая преступность и судимость среди учащихся ПТУ объяснялась рядом причин, к которым, в частности, относилась сложившаяся практика «выдавливания» из обычных школ в ПТУ уже состоящих на учете в милиции за разные правонарушения и плохо успевающих подростков. Среди пэтэушников было особенно много выросших в неблагополучных семьях. В отличие от школьников, часть учащихся ПТУ из числа приезжих проживала не в семье, а в общежитиях, ставших рассадником антиобщественных проявлений. Досугом таких подростков порою никто не занимался.

Несмотря на сложный контингент учащихся, контроль и воспитательная работа в ПТУ были налажена слабо. В документах Минюста отмечалось, что во многих училищах среди подростков распространены сквернословие, пьянство, мелкое хулиганство и другие антиобщественные проявления. Причем они стали настолько обыденным явлением, что редко бывают предметом обсуждения и порицания со стороны педагогов. Широкое распространение получило и изготовление учащимися во время работы в мастерских или прохождения производственной практики ножей, кинжалов, кастетов и др. предметов, предназначенных для нанесения телесных повреждений. К учащимся, допустившим аморальные поступки, не связанные с нарушением УК, нередко не принимались никакие меры дисциплинарного либо воспитательного характера. Имели место и факты сокрытия правонарушений, поскольку они портили благополучную статистику. Наконец, Минюст располагал данными о том, что должностные лица ПТУ не реагировали на поступившие в их адрес частные определения суда и не принимали должных мер к устранению причин и условий, способствовавших совершению преступлений.

Несмотря на все усилия, никак не удавалось сократить преступность и среди работающих подростков 16−17 лет. Согласно данным Комиссии по делам несовершеннолетних при Совете Министров РСФСР, в 1970-е гг. они составляли примерно одну треть всех осужденных малолеток (xx). Эти данные свидетельствовали о неблагополучии среди рабочей молодежи, о неудовлетворительной воспитательной работе на предприятиях и в организациях, особенно, с небольшим количеством работающих. Зачастую нарушалось законодательство о труде молодежи, бытовали равнодушие и формализм, не получало широкого размаха движение наставничества, подростки не вовлекались в общественную жизнь трудовых коллективов. По статистике большинство правонарушений совершалось работающими подростками в начальный период их трудовой деятельности.

Выводы

Как видно из изученных нами документов фонда Министерства юстиции РСФСР в ГАРФ, руководство республикой и правоохранительные органы хорошо владели ситуацией в области подростковой преступности. Ими был разработан комплекс профилактических и воспитательных мер, направленных на предотвращение негативных явлений. Имелась и соответствующая законодательная база. Однако анализ правоприменительной практики дает основания говорить о том, что широкие возможности, предоставлявшиеся новым законодательством, часто не использовались. Другая проблема заключалась в отсутствии четкой координации действий как разных государственных ведомств между собой, с одной стороны, так и государственных институтов и общественности, с другой. Третий круг вопросов, требующих решения в 1970-е гг., упирался в известные идеологические догмы и стереотипы. Поскольку едва ли не все указанные выше проблемы борьбы с подростковой преступностью остаются актуальными для сегодняшней России, советский опыт 1970-х гг. — положительный и отрицательный — должен быть востребован.

Источники:

  • Преступность и правонарушения. Статистический сборник МВД за 1990 г. Москва издательство «Финансы и статистика» Министерства информации и печати СССР. л. л. 5−6.
  • ГА РФ, фонд, А 353, опись 17, дело 586, л. 17.
  • ГА РФ, фонд А-353, Опись 17, Дело 586, л. л. 20−25
  • ГА РФ, фонд А-353, опись 17, дело 586, л. 17.
  • ГА РФ, фонд, А 353, опись 17, дело 586, л. л 32−33.
  • ГА РФ, фонд, А 353, опись 17, дело 586. л. 18.
  • ГА РФ, фонд, А 353, опись 17, дело 586, л. л. 14−19.
  • ГА РФ, фонд, А 353, опись 17, дело 586, л. 28.
  • ГА РФ, фонд, А 353, опись17, дело 586, л. л. 8−13.
  • ГА РФ, фонд, А 353, опись 17, дело 586, л. 13.

Д.А. Краснов Обуздание подростковой преступности: советский опыт 1970-х годов для современной России // Проблемы отечественной истории, выпуск 13. Стр. 136−148.

Д. А. Краснов Обуздание подростковой преступности: советский опыт 1970-х гг. Для современной России //Адвокатская
Палата № 11 ноябрь 2010. Стр. 25−30.

Конкурсное право россии советского периода — «аномалия конкурсного...

от 15.01.2014

На территории императорской России действовала «целая система норм о банкротстве, которые образовывали конкурсное право». Однако с отказом от капиталистического способа производства и с переходом к политике построения социалистического государства, данная система была вычеркнута из правовых реалий и стала достоянием истории.

Вполне естественно, что конкурсное право советского периода весьма существенно отличалось от существовавшего предшественника до Октябрьской революции. После прихода к власти большевиков было полностью демонтированы остатки и так уже лежащего в руинах имперского государственного механизма и правовой системы. По мнению С. С. Пылевой конкурсное право советской России и СССР по своей сути — «аномалия конкурсного права и процесса». Думаю, нам так или иначе придется согласиться с подобной точкой зрения. Действительно, то право было ущербным, а по итогам настоящего исследования нам будут ясны причины подобной ущербности.

Широко известно высказывание В. И. Ленина, что «мы ничего „частного“ не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное». Для многих эта фраза, особенно для публицистов и журналистов стала своеобразным диагнозом советской правовой системы и штампом. А учитывая наличия и такого клише, что тогдашняя система не признавала ни каких дискуссий о «генеральной линии партии» подобное ленинское умозаключение признается незыблемым и абсолютно точно описывающим тогдашнюю ситуацию в области государства, права и экономики. Подобный подход в принципе не верен. Например, Б. Б. Черепахин не только выступал за подобное деление, но и «всем своим творчеством, по существу, полемизировал с известным тезисом», выдвинутым Лениным. Советская правовая наука на основе предметов и методов правового регулирования различало гражданское и административное право. Таким образом, по своей сути вполне официально на уровне науки признавалось известное деление права публичное и частное, столь резко отметаемое политиками. Признавалось и взаимодействие указанных сфер. «В регулировании хозяйственных отношений советское гражданское право тесно взаимодействует с административным правом». Советской правовой наукой выделялось и два метода воздействия на хозяйственные общественные отношения — гражданско-правовой и административно-правовой. По нашему мнению все вышеперечисленные обстоятельства дают возможность утверждать пусть хоть и о негласном, но признании советскими правоведами деления права на частное и публичное.

Таким образом, с приходом большевиков к власти частноправовые отношения вовсе не исчезли, не были уничтожены окончательно и поглощены государственным диктатом. Не отпала и необходимость в регулировании подобных отношений. Со свертыванием же политики чрезвычайных мер военного коммунизма, направленных против гражданской войны, голода, разрухи и военной интервенции, все больше общественных отношений стало выпадать из сферы доминирующей государственной диктатуры. Таким образом, формировалась «система юридической децентрализации». Которая, по мнению М. М. Агаркова и есть частное право, своеобразный противовес публичному праву — сфере «власти и подчинения». Таким образом, нормативно правовое регулирование процедуры признания субъекта несостоятельным или банкротом стало наиболее актуальным в советской России после окончания гражданской войны и перехода к мирному строительству. Наиболее остро подобный вопрос стал с принятием экономического и правового курса политики НЭПа. Фактически сразу же после окончания гражданской войны в 1922 году был принят Гражданский Кодекс РСФСР. Сам кодифицированный акт, а так же и «последующее законодательство содержали указания на то, какие субъекты гражданского права могут признаваться несостоятельными (банкротами), каковы условия и последствия такого признания». В конечном счете, свое последующее развитие конкурсное право СССР получило уже на излете политики НЭПа. Так вот, в ноябре 1927 года Гражданско-процессуальный кодекс РСФСР был дополнен главой «О несостоятельности частных лиц, физических и юридических». Данное правовое новшество позволило закрепить надлежащее правовое регулирование уже гражданско-процессуальных, и процедурных вопросов, связанных с признанием несостоятельности лиц. Нормы данной главы ГПК юридически закрепили важнейшие признаки несостоятельности физических лиц и предпринимателей, организаций и предприятий. Несостоятельность могла, была быть объявлена исходя из следующих обстоятельств, как, во-первых, вследствие долгов превышающих сумму три тысячи рублей, так и, во-вторых, вследствие прекращения платежей, «по которым неизбежно банкротство по состоянию дел».

Почему мы были вынуждены признать мнение, что советское законодательство о несостоятельности по своей сути является «аномалией конкурсного права»? Причина в том, что окончательный свой вид оно обрело, когда НЭП был свернут. То есть фактически нормы о несостоятельности продолжали оставаться фактически только на бумаге, в виде учения, но на практике использоваться уже не могли, хотя бы в силу того, что система юридической децентрализации сузилась, а область власти и подчинения существенно расширилась. В условиях свертывания НЭП, быстрого сужения, фактически свертывания поля частной инициативы, предпринимательской деятельности, закрепления государственной монополии почти во всех сферах экономики и хозяйства в применении на практике норм конкурсного права отпала необходимость. Учитывая тот факт, что, за редким исключением, все субъекты осуществляющие хозяйственную деятельность, были частью государства, то само государство в случае возникновения задолженностей с их стороны поступало по своему усмотрению, но не открывало предусмотренное законом конкурсное производство. Таким образом, все убыточные предприятия и организации, составляющие часть народного хозяйства, напрямую датировались из соответствующих бюджетов. Решение о закрытии же наиболее убыточных предприятий и организаций в виде колхозно-кооперативной формы собственности «решалась не путем применения к ним судами правовых норм о банкротстве в порядке гражданско-правового производства, а качественно иными административно-правовыми методами».

Со свертыванием НЭПа какие-либо иные негосударственные формы собственности, кроме указанной выше собственности кооперативно-колхозной были свернуты. Случаи существования и ведения законной предпринимательской деятельности были единичными. Так, например, последний застройщик в Москве свернул свою деятельность в начале пятидесятых годов прошлого века.

Таким образом, нормы конкурсного права по отношению к организациям были нормами мертвыми, на практике не применяющимися. Так же не применялись и подобные нормы в адрес физических лиц.

С началом политики перестройки и перевода экономики с административно-командных принципов на рыночные начала, вполне естественно возникла необходимость модернизировать мертвое право конкурсное право СССР к новым реалиям. В Законе РСФСР от 25 декабря 1990 года «О предприятиях и предпринимательской деятельности» согласно его статье двадцать четыре, третьему пункту уже была установлена норма о том, что если предприятие не выполняет свои законные обязательства по расчетам, то в таком случае оно может быть объявлено согласно законам РСФСР неплатежеспособным или банкротом. Однако следует отметить тот факт, что понятие и признаки неплатежеспособности или банкротства в действующем законодательстве прописаны не были. Процедурный порядок признания предприятия неплатежеспособным отсутствовал. Совершенно не удивительно, что исходя из этих фактов, данный закон в части права несостоятельности или банкротства не работал. Это было последнее нововведение в конкурсное право России советского периода.

Таким образом, за всю историю советского государства с 1917 до 1991 года конкурсное право, несмотря на то, что существовало на бумаге — не работало, было мертвым балластом. Зарожденное во времена НЭПа с приходом властеотношений во все большее и большее число сфер исконно частного права необходимость в применении данных норм отпала. С началом перестройки, эдакого второго НЭПа, когда конкурсное право было очевидно необходимо, надлежащее правовое закрепление существенно отставало от фактического развития общественных отношений. Таким образом, практически не один акт конкурсного права за всю историю советской России не проработал так, как хотели законодатели. Так что учение о несостоятельности советского периода может лишь рассматриваться как своеобразный юридический памятник системе, где даже в исконно частноправовых отраслях правовое регулирование было отдано на откуп отношениям власти и подчинения.

Д.А. Краснов Конкурсное право России советского периода — «Аномалия конкурсного права и процесса» // Юридические науки № 4, 2007. Стр. 16−18.

Наркотики составляют сегодня до 30−40% общего вала уголовных...

от 08.08.2013

Прежде всего, это так называемая экспресс-экспертиза изъятого наркотика, которую я называю для себя лжеэкспертизой и которая не упоминалась ни в УПК РСФСР, ни в нормативных документах МВД и прокуратуры. Проще говоря, по закону она не предусмотрена. Тем не менее применялась и применяется фактически во всех делах по соответствующим статьям УК Р. Ф. Поэтому стоит подробнее остановиться на механизме экспресс-экспертизы, о чем наша общественность имеет пока весьма смутное представление.

Итак, в соответствии с нормами Уголовно-процессуального кодекса, доступ к изъятым наркотикам есть только у трех человек: следователя, специалиста и эксперта. Причем следователь здесь лицо процессуально самостоятельное и никто, кроме него, не может распоряжаться судьбой вещдоков. У него имеются два законных варианта исследования наркотика. Он может пригласить специалиста, то есть лицо с соответствующим образованием и квалификацией.

При этом специалист не имеет права нарушать целостность исследуемого объекта, его структуру, вес, размер, цвет; он может только осмотреть и дать свое заключение по внешним признакам. Ему вменяется уголовная ответственность за дачу ложных показаний, ему можно задавать вопросы и заявлять отвод. Или следователь опечатывает наркотик, поручая проведение экспертизы профессиональному эксперту. Тот, ограниченный процессуальными рамками, тщательно отражает в своем исследовании цвет и состав наркотического вещества, а также то, сколько миллиграммов его он израсходовал при проведении экспертизы. Такое заключение будет одним из доказательств по делу.

Что же повсеместно происходит в реальности? Перед началом экспертизы или исследования специалиста, органы МВД проводят экспресс-экспертизу, или, как они именуют ее, экспресс-анализ наркотических средств. При этом чаще всего наркотик на такой анализ отправляет начальник УВД, беря на себя прерогативы следователя. Затем до начала нормальной экспертизы наркотическое вещество, исследованное их экспертом, в большинстве случаев в течение длительного времени (в течение двух-трех недель и более) находится неизвестно где. Тогда как это важное вещественное доказательство должно храниться либо в деле, либо при деле. Словом, очередное грубое нарушение процессуальных норм. Понятно, что при таком «хранении» создается простор для манипуляций и даже подмены изъятых наркотических средств.

Причем задавать вопросы лжеэксперту, как я его называю, заявлять ему отводы и ходатайства нельзя, ведь он вроде бы участвует в деле, а вроде и нет — настоящее-то исследование еще впереди. Наиболее типичные нестыковки после использования экспресс-анализа таковы. Например, вес изъятого героина был 0,15 г, при проведении исследования израсходовали 0,01 г, потом при проведении настоящей экспертизы тоже 0,01 г, но в итоге пишут, что осталось 0,14 г наркотика. То есть приписывают лишнее количество героина.

Очень часто не совпадает и описание цвета наркотика. Экспресс-экспертиза определяет изъятый порошок как белый, а настоящая заявляет — бежевый. Итак, резюме. Изымается наркотическое вещество неопределенного цвета и веса, его на первоначальную экспертизу посылает лицо, не имеющее полномочий это делать, исследование проводит также неправомочное лицо. Изъятое хранится неизвестно где, а обвиняемый сначала даже не может воспользоваться услугами защитника. Фактически уголовное дело надо прекращать, ведь после лжеэкспертизы нельзя корректно и законно доказать, что данное наркотическое вещество идентично изъятому.

Подкреплю свои теоретические рассуждения конкретным уголовным делом, в котором мне довелось участвовать в прошлом году. Мой подзащитный Виталий Бельченков обвинялся в приобретении и хранении наркотических средств в крупном размере без цели сбыта, а также в приобретении и хранении таковых в целях сбыта и в сбыте в особо крупном размере. Уже в ходе предварительного, а затем судебного следствия защита установила ряд грубейших нарушений норм Конституции Р. Ф. и Уголовно-процессуального кодекса.

Притом органы предварительного следствия фальсифицировали следственные документы, чтобы прочно привязать Бельченкова к мнимой торговле наркотиком. Так, согласно справке из дела, наркотическое вещество, добровольно выданное подельницей Виталия Людмилой Палей, было незаконно отправлено начальником ОВД «Коньково» на так называемое исследование (ту самую лжеэкспертизу). Из данного документа выходило, что неправомочный эксперт Настин вскрыл опечатанный и скрепленный подписями понятых конверт с порошком и незаконно стал проводить с ним манипуляции, израсходовав 0,01 г героина. После чего оставил наркотик у себя на хранении, указав в справке, что вещественные доказательства находятся в экспертно-криминальном отделе (ЭКО) до назначения официальной экспертизы.

То есть с самых первых шагов следствие встало на скользкий путь беззакония. Кстати, в УПК РСФСР такой профессиональный документ — справка об исследовании — тоже не предусмотрен. Было грубо нарушено право Бельченкова на защиту. У Настина никто не выяснял, а не является ли он заинтересованным в исходе дела лицом, нет ли оснований для его отвода. Начальник ОВД самовольно лишил моего подзащитного возможности задавать вопросы мнимому эксперту, заявлять отвод и ходатайства по сути исследования.

В заключение судебно-химической экспертизы указано: «…после проведенного 10.09.2000 г. на основании отношения начальника ОВД „Коньково“ УВД ЮЗАО предварительного исследования…». Однако в деле такая бумага от милицейского главы отсутствует! Это ли не еще один факт фальсификации? В ходе следствия изменения произошли и с цветом изъятого наркотика. В протоколе добровольной выдаче Палей героина указано, что женщина выдала порошок светлого цвета. Понятые при задержании Бельченкова свидетельствуют о наличии у него бело-желтого порошка. Причем сама Палей заявляет, что ее подельник передал ей героин белого цвета. То же подтверждают и протоколы допросов милиционеров, задержавших Виталия и Людмилу.

Согласно соответствующим листам дела, на экспертизу поступило уже вещество светло-бежевого и бело-бежевого цвета. Однако, судя по надписям на конвертах, в которых были упакованы и порошок, выданный Палей, и порошок, изъятый у Бельченкова, героин в обоих случаях был белым. Таким образом, можно предположить, что на настоящую экспертизу после длительного исчезновения и нахождения неизвестно где поступил какой-то другой наркотик. Изъятый исчез, и эксперт проводил исследование с другим порошком, насыпанным недобросовестной рукой либо сотрудников милиции, либо следователя, либо мифического участника процесса Настина. Ведь Бельченков приобретал порошок однородного состава из одного пакета и в одном месте. То есть порошок у моего подзащитного и порошок у Палей должны быть идентичными.

Почему же при этом такая чехарда с цветом наркотика?

И это еще не все. Возвращенный следователю после проведения экспертизы порошок был, видимо, вновь кем-то заменен, так как его вес стал существенно отличаться от должного. Из справки об исследовании видно, что у Бельченкова изъят героин весом 0,16 г. При исследовании израсходовано 0,01 г, значит осталось 0,15 г. Согласно заключению эксперта столько к нему и поступило. В ходе экспертизы снова было израсходовано 0,01 г, то есть должно остаться всего 0,14 г. Но по постановлению по передаче вещдоков в камеру хранения ГУВД поступил порошок весом… 0,15 г. На одну сотую грамма больше, нежели должно было быть после проведения экспертизы. Значит, это не то вещество, которое было изъято у Бельченкова, направлено на исследование и после предоставлено эксперту. Аналогичная ситуация сложилась и с весом пакетиков, добровольно выданных женщиной.

Словом, в расследовании уголовного дела Виталия Бельченкова наличествовал весь классический букет нарушений существующего законодательства, с описания которого начался этот материал. Поэтому защита посчитала, что ряд доказательств по обвинению молодого человека и вещдоки не могли иметь юридической силы согласно части 3 статьи 69 УПК РСФСР и должны быть исключены из доказательственной базы при вынесении приговора.

К сожалению, Черемушкинский межмуниципальный народный суд не внял нашим доводам, прошел мимо, казалось бы, очевидных нарушений законодательства в ходе следствия. Виталий осужден и отбывает наказание. Но суть проблемы отнюдь не только в этом конкретном деле. Необходимо менять всю порочную практику проведения такой экспертизы. Конечно, распространение наркотиков, наркомания — страшное зло, но поборем ли мы его, сами становясь на путь беззакония?

© Д. А. Краснов В паутине лжеэкспертизы // Российский Адвокат № 5, 2002. Стр. 16−20.

Image

Адрес

Москва, проспект Мира д.101 стр.1

Связаться с нами

+7 (499) 113-19-95
Пн-Пт  10:00-18:30
Позвонить Написать